Миры Клиффорда Саймака. Книга 2
Шрифт:
— Но речь идет совершенно о другом, неужели ты не понимаешь, Джей? Слова Крофорда подтверждаются. Значит, он говорил всерьез, заговор действительно существует, и мир находится в отчаянном положении.
— А что же ты хочешь от меня?
— Не знаю, Джей. Я подумала, что тебя это заинтересует.
— Меня это очень интересует, — ответил Виккерс.
— Джей, что-то происходит.
— Успокойся, Энн. Конечно, что-то происходит.
— Но что, Джей? Крофорд явно не все сказал.
— Я сам не знаю что, но что-то небывалое. Это выше нашего понимания. Мне надо поразмыслить
— Джей, — сказала она, в ее голосе уже не было прежней тревоги, — мне стало лучше. Я рада, что поговорила с тобой.
— Пойди завтра утром в магазин и купи охапку этих полуторадолларовых платьев. Только приходи пораньше, до толпы.
— До толпы? Не понимаю.
— Послушай, Энн. Как только эта новость станет известна, Пятую авеню запрудит такая толпа любителей дешевых распродаж, какой ты никогда не видела.
— Ты прав, Джей. Ты позвонишь мне завтра?
— Позвоню.
Они попрощались, и Джей повесил трубку. Некоторое время он стоял на месте, размышляя, что делать дальше. Следовало приготовить обед, сходить за газетами, просмотреть почту.
Он вышел наружу и по дорожке дошел до почтового ящика. Перебрал пачку лежавших там писем, но уже стало темно, и трудно было разобрать отправителей. Проспекты, подумал Виккерс, и счета. Месяц только начался, а их уже куча.
Он вернулся в дом, зажег настольную лампу и положил письма перед собой. На столе все еще лежали обломки, которые он подобрал с пола прошлым вечером. Глядя на них, он не верил, что все случилось только накануне, ему казалось, что с того момента, как он швырнул пресс-папье, и разбитые детали градом посыпались на пол, прошло уже очень много времени.
Он стоял на том же месте, что и вчера, и чувствовал: разгадка совсем рядом, но не знал, где ее искать.
Снова зазвонил телефон. Это был Эб.
— Ну, что вы скажете?
— Не знаю, что и подумать, — ответил Виккерс.
— Он определенно в реке. Где ему еще быть? Я сказал об этом шерифу. Завтра с восходом солнца они начнут тралить реку.
— Не знаю, — проговорил Виккерс, — может, вы и правы, но не думаю, что он умер.
— Почему?
— По правде говоря, у меня нет никаких оснований считать его живым. Я сказал бы — просто предчувствие.
— Я звоню вам, — сказал Эб, — чтобы сообщить о получении вечмобилей. Они прибыли после обеда. Все же вам нужна такая машина.
— По правде говоря, Эб, я серьезно не думал о ней, но, возможно, я и заинтересуюсь.
— Я подгоню вам одну завтра утром. Посмотрите, попробуйте. Может, она вам понравится.
— Ладно, — согласился Виккерс.
— Тогда договорились. До завтра.
Виккерс вернулся к столу и взял письма. Счетов не было. В шести конвертах оказались проспекты, а на седьмом адрес был написан угловатыми буквами.
Он вскрыл конверт. Внутри лежал тщательно сложенный белый лист.
Виккерс развернул его.
«Дорогой Виккерс!
Надеюсь, поиски моей персоны не слишком вас утомили. Я прекрасно понимаю, что мои действия причинят некоторые хлопоты милым жителям нашего славного городка, но я уверен: они все проделают
Глава 15
Нет, подумал Виккерс. Незачем ему возвращаться в страну своего детства. Нечего там делать после стольких лет.
Однако стоило ему закрыть глаза, и прошлое тут же всплывало перед его мысленным взором: желтоватая глина залитых дождем полей; белые от пыли дороги, петляющие по долинам и перевалам; почтовые ящики на верхушках покосившихся столбов; тощий скот, бредущий по выбитой копытами дороге; запаршивевшие собаки, которые выскакивали из конуры и долго лаяли вслед каждому проезжавшему мимо фермы автомобилю.
«Если я вернусь, все начнут спрашивать, зачем я приехал, и как идут мои дела, — думал он. — Буду слышать: "Жаль твоего отца — хороший был человек"». Они как обычно будут сидеть на перевернутых ящиках возле единственного деревенского магазинчика, жевать свой табак, сплевывать на тротуар, искоса поглядывая на него, и говорить: «Значит, ты пишешь книги. Надо бы почитать хоть одну».
И он пойдет на кладбище и постоит несколько минут со шляпой в руках перед могильной плитой, прислушиваясь к шороху ветра в соснах, растущих у ограды, и думая, что мог бы совершить что-то такое, чем бы они гордились, и о чем могли бы рассказать соседям, — но, увы…
Он снова пройдет по знакомым с детства дорогам, остановит машину возле ручья, перелезет через ограду из колючей проволоки, найдет омут, в котором ловил голавлей; но ручей окажется струйкой воды, омут — ямой, и уже не будет унесенного весенним разливом дерева, на котором он так любил сидеть. А холмы покажутся ему одновременно чужими и знакомыми, и он будет силиться понять, что изменилось, и чем больше станет думать об этом, тем сильнее охватит его тоска одиночества. И тогда останется одно — бегство. Он до отказа выжмет педаль акселератора, вцепится в руль и постарается забыть обо всем.
А потом обязательно доберется до большого кирпичного дома с колоннами и ложными окнами. Проедет медленно мимо и увидит, что ставни давно не закрываются, со стен осыпалась штукатурка, а розы, которые росли вдоль решетки, погибли суровой снежной зимой.
«Не хочу туда возвращаться, — сказал он себе. — Ни за что не хочу…» А если…
Ведь многое может проясниться и стать на свои места, как считал Фландерс. Но что он должен увидеть?
А вдруг там, в стране его детства, существует какой-то тайный символ, на который прежде он не обращал внимания, и который поможет во всем разобраться?