Миры Непримиримых
Шрифт:
Словно понимая состояние молодого хуураданца, плененный черный тангр внизу больше не издавал звуков. Впрочем, признаков жизни тоже.
Они все еще продвигались между холмов на запад, но местность вокруг изменилась. Лишь в низинах еще пряталась зелень, все остальное было желто-коричневым. Среди расступившихся холмов открылись плоские пространства сухих травяных полей. Вдали, по правую руку, плавясь в сизом мареве жаркого дня, висели над горизонтом далекие горы. Они царственно высились над окружающей
Нахмурившись, Дар обдумывал только что произошедшую вспышку молодого хуураданца, слова пленника, свое положение. Слишком многое было непонятно, и хотя рядом был тот, у кого можно получить разъяснения, он не всегда был в состоянии отвечать. Дождавшись, когда латнир Ходвата перестанет возмущенно вздрагивать, Дар спросил:
– Вы деретесь с а'зардами за эту землю?
– За землю? – Ходват осклабился. – Еще чего. Кому нужна просто земля? Мы бьемся для Сердца Клана!
– Так эта война – за «сердце клана»?
– Это не война, здесь тихо. Вот с йарбами и ю'Линнором наши бились за укромы, это да!
– Сердце клана? Укромы?.. Что это?
Внизу громко закряхтело.
Ходват попытался пнуть пленника и снова не достал.
– Сердце Клана – это самое дорогое в мире. Оно растет посредине столицы, глубоко в земле Царакклана. Но маленькие частички этого Сердца живут в каждом селении, в каждой семье, в каждом тангре. Сердце Клана определяет, что делают тангры клана. – Он недовольно звякнул браслетами на руках. – Что касается укромов, то цнбр не везде может корениться. И эти места стоит контролировать!
– А у а'зардов этих укромов много? Так?
– Какая разница, сколько их у а'зардов? На их укромы мы не заримся. А'зарды всегда были друзьями.
– Хороши друзья, – хмыкнул Дар, вспоминая окровавленных и ослепленных раненых.
– То-то и оно… – в тон ему ответил юноша. – Саудрак сказал, выродились они, не иначе…
– Выродились?
Ходват только хмыкнул. Некоторое время проехали в молчании. Но эта тема слишком волновала Дара, чтобы опустить ее.
– Почему они напали на хуураданцев?
– Никто не может понять, – чуть запнувшись, ответил Ходват. – Старики говорят, их трава уже изменилась. И если бы просто разорили… А это называется – янбцин!
– Янбцин? – переспросил Дар, чувствуя, что не может найти смыслового значения этого слова.
– Такое, как в Хотоаге, не прощается, кем бы они ни приходились нам в прошлом.
– А что было в Хотоаге?
– Да будет тебе известно, среди мстителей Саудрака только кровники и циники. И а'зарды слишком много задолжали сейчас каждому из них.
– Янбцин?
– Да, янбцин! – вскипел юноша. – Тотальная война! Они уничтожали все, мерзкие ублюдки!
– Погоди…
– Хуураданцы не прощают обид!
– Что за выжигание цнбр?
Ходват молниеносно обернулся, обжег яростным взглядом, неуместно смотревшимся на юном лице, и прорычал сквозь зубы:
– Не забывайся, чужеземец! И не смей распускать свой грязный язык в сторону святыни Сердца!
Дар опешил от этой перемены. Интонация речи и даже громкость фразы сейчас были чисто саудраковскими. Похоже, разговор коснулся деликатной темы. Неужели слово «цнбр»?..
– Я на многое могу закрывать глаза, чужеземец, – щелкал и хрипел Ходват, – но ты не смеешь оскорблять моих корней!
– И не думал даже! Но ведь ты сам произнес это несколько раз…
– Или ты попросишь у меня прощения здесь и сейчас или я зарублю тебя прямо на этом дроме!
– Хорошо-хорошо. – Дар сгорал от любопытства. – Прости, что неумышленно обидел тебя.
– Не меня, а мою цнбр!
– Не тебя, а твою цнбр…
Брови Ходвата взлетели вверх, и тут же раздался звон выхватываемого шиташа из притороченных к седлу ножен. На губах юноши кипели проклятия. Жалобно скрипнули ремни от яростного рывка, зашипел рассекаемый сталью воздух. Но возница сидел спиной к Дару, привязанный как паук в центре паутины, и его удару было не суждено достичь цели. Было заметно, как он переводил взгляд с одного ремня на другой, не решаясь перерубить все эти рукотворные путы.
– Не надо так волноваться! – примирительной скороговоркой зачастил опешивший Дар, отклоняясь назад, сколько позволяли ремни. – Если тебе не хочется, я больше вообще не буду произносить этого слова!.. Хотя я даже не знаю, что это такое. Почему ты так злишься?
Снизу послышалось хрипящие звуки еле сдерживаемого смеха. Похоже, вся сцена доставила немало удовольствия чернокостнику.
– Потому что ты многократно оскорбил вслух то, о чем не смеешь даже думать! – Молодой хуураданец бешено переводил глаза с Дара на пленника и обратно.
– Но я действительно не знаю, Ходват! И память моя молчит!
Дрохуг повернул косматую голову, словно заинтересовавшись динамикой эмоциональных перепадов своих седоков. Его большой голубой глаз глянул обиженно. Жесткие косички с выгоревшими красными и синими ленточками взвились и упали перед самым лицом Ходвата.
Молчание было долгим. Юноша замер с шиташем в вытянутой руке. Даже по его спине, казалось, было видно, как он тужится решить эту сложную психологическую задачу. Виновен ли в оскорблении тот, кто не знает, что это оскорбление? С таким вариантом ему явно еще не доводилось иметь дела.