Миры Непримиримых
Шрифт:
Наконец медленно, с хорошо различимым скрипом, Ходват засунул шиташ обратно в ножны.
– Ну х-х-хорошо! – наконец промолвил он. – Только ты еще раз попросишь прощения. Прямо сейчас! И будешь точно повторять то, что скажу я.
– Хоть десять раз, – с облегчением заверил Дар, захваченный желанием наконец-то узнать, что же такое эта таинственная цнбр.
– Говори: «Прости меня, что, не понимая того…»
– «…не понимая того», – эхом повторил Дар.
– «…я нанес обиду ц… кха-хгм… Сердцу клана Хуурадан».
– «…нанес обиду Сердцу клана Хуурадан», – послушным
Ходват удовлетворенно кивнул и добавил:
– «И я считаю, что Атсинбирг Хуурадана есть самая благородная Атсинбирг Рортанга».
– «…я считаю, что Атсинбирг Хуурадана – самая благородная Атсинбирг Рортанга…»
Спереди тут же донесся счастливый смех. Ходват в мгновение вновь стал юношей, почти ребенком.
– Я что-то сказал не так?
– Все так, чужеземец! Все, что ты сказал, истинная правда! За это мы и рискуем своими латнирами!
– Тогда почему ты смеешься?
– Потому что мне еще не доводилось видеть, чтобы чужаки так спокойно признавали превосходство хуураданского корня! Я только один раз слышал, как плененный ю'линнор вымолвил эти слова. Но перед этим всех кровников и циников Хоргурда допускали к нему для расплаты. И уж точно после этого он лишился своего латнира!
Дар невольно содрогнулся, представив это зрелище. И в то же время отметил, что в речи Ходвата таинственная «цнбр» получила несколько синонимов, произносить которые не возбранялось – «реликвия», «сердце клана», «Атсинбирг».
– Расскажи, что такое эта… Атсинбирг?
– Это знают даже дети! – жестко отрезал Ходват.
– Я не знаю.
– На-на… – насмешливо отозвался юноша.
– И почему ты в первый раз произнес другое слово, то, которое мне нельзя говорить?
Молчание было ответом.
– Это означает то же самое?
Разговор не клеился.
Тема «цнбр» почему-то была запретной для Дара, но свободной для Ходвата. И раз прямые вопросы с успехом отсечены молодым погонщиком, оставалось только вывести его самого на беседу об этой «цнбр».
– Ладно, оставим это. Поговорим о войне.
– Вот это намного лучше! – тут же откликнулся юноша.
– Сам ты кровник иль циник?
– Мою Атсинбирг а'зардам не достать, я родом из города Карн, – гордо заявил хуураданец. – Но между нами лежит большой долг.
– Что за долг?
– «…Латнирам врага висеть на стене, латнирам предков покоиться в атате!..» – с пафосом продекламировал юноша. – «…И старший птенец гнезда полетел спасать славу и честь…»
Вероятно, рифмованная цитата была частью какой-то песни и отвечала на вопрос, но Дару она не дала ничего.
– И?..
– Отец был элитаром, другом Саудрака, – холодным и каким-то сырым тоном проговорил Ходват. – Я старший сын воина. Я должен разыскать латнир отца. Он погиб где-то в этих местах… возможно, сражаясь против а'зардов. А может быть, бился с этими черными! Ни тела его, ни латнира не найдено. Также пропали десять его дромаругов. Наверное, они были из Изирдора – те, кто опозорил мой род. И кто знает, может, стена одного из вражьих домов держит латнир отца. Пока я не верну его в родовой атат, этот позор омрачает доблесть моей крови.
– Дромаруги – это…
– …отаруги
Дар задумчиво кивнул. Стало понятно присутствие столь молодого тангра в истребительном отряде, так же как и его беспощадность.
– Стало быть, ты кровник? – негромко спросил Дар.
– Стало быть, я кровник, – так же тихо подтвердил юноша.
– А Саудрак?
– Об этом спроси у него самого.
– Ты сказал, что в отряде кровники и циники. Циников много?
– Больше половины.
Дар вдруг ощутил, что ужасно устал. Тяжелый рокот скачки дрома сводил с ума. Звук был слышен не только ушами, он передавался через седло, через кости скакуна – прямо в тело седока. Затекшие колени сначала ломило, теперь они будто отнялись. Вдруг сильно стал чувствоваться запах, проникавший через попоны, – густые зловонные испарения, исходившие от шкуры дрома.
И еще Дар подумал, что ему повезло, что судьба дала в попутчики юношу Ходвата. Еще неизвестно, как бы реагировали взрослые воины…
Солнце уже клонилось крепко за полдень, когда впереди показались дымы далеких пожаров. Темно-серые полосы тянулись в безветренное небо зловещими сигналами войны. Теперь уже не было сомнений, в какую сторону держать путь. Всадники приободрились, предчувствуя конец изнурительной скачки.
Местность снова изменилась: холмы остались позади, а вокруг раскинулась плоская степь, поросшая невысоким кустарником. Несмотря на явно сухую почву, ветви кустов были усыпаны яркими зелеными листочками. Растения сбились в плоские непролазные чащобы, беспорядочно разбросанные по округе, будто зеленые острова в желтом море. Между островами кустарников лежали изогнутые просеки поникшего иссохшего разнотранья. Дром пробегал по ним, громадными зигзагами огибая то один, то другой зеленый остров. Голова скакуна величественно плыла над верхней кромкой кустов, словно лодка над водой.
Превосходный обзор был обманчив: все, что скрываюсь в кустарниках или за ними, было недоступно зрению. Там виднелись мелкие звериные лазы, мелькали чьи-то морды и блестящие глаза в полутьме проходов, порой вспархивали и тут же садились тяжелые цветастые птицы. Дром старался держаться подальше от краев зарослей – видимо, они вполне могли ощериться острыми шипами, а то и хищными зубами. Дар, прищурившись, осматривался. Окружающая местность ему совершенно не нравилась. При желании тут можно было замаскировать довольно крупные силы и минимальными средствами устроить непреодолимую заградительную позицию.
– Теперь смотри в оба глаза – мы у врага! – отрешенно произнес юноша. – Здесь, того и гляди, нарвешься на вражескую стрелу!
Теперь, когда впереди показались дымы, от него снова повеяло холодком былого отчуждения.
– Мы уже вышли из хуураданских земель? – осведомился Дар.
– Граница была по течению Ирлайи, что мы давно перешли.
Дар припомнил мутную протоку, которую дром перемахнул в десять шагов, почти не замочив брюха. Это произошло довольно давно.
– Но ничего, мы уже почти добрались до своих.