Миры Пола Андерсона. Т. 13. Торгово-техническая лига
Шрифт:
— Вы, в свою очередь, не должны лишать Дахию по праву принадлежащей ей доли богатства, которое принесет адир.
Четырехпалая рука с большим пальцем снаружи, а не внутри, как у человека, указала на циклопические ворота, за которыми начиналась поросшая тускло-зеленым кустарником равнина.
— И мы не просто хотим облегчить свою участь — это вы и так обещали. Когда-то Дахия возглавляла империю, простиравшуюся от моря и до моря. И хотя она сейчас лежит в руинах, мы, живущие здесь, храним память своих могучих предков, верно служим их богам. Так неужели дикари, бродящие по пустыне, исполнятся богатства и силы, в то время как мы, потомки их властелинов, будем прозябать в слабости?
— Кочевники считают пустыню своей, — напомнил Овер-бек. — И никто этого прежде не оспаривал.
— А теперь мы это оспариваем. Я пришел сообщить вам, что Дахия направила к Черным Шатрам послов. Они сообщат наше требование — Дахия должна получить свою долю урожая адира.
И Овербек, и потрясенный Хуан не отрываясь смотрели на высокого, величественного — даже слишкомвысокого и величественного — туземца. Мощное, с длинными конечностями тело возвышалось бы на хороших два метра, не наклонись оно сейчас вперед. Мохнатый хвост хлестал по полусогнутым ногам. Темно-красный мех, окружавший плоское лицо, переходил в гриву. Носа на лице не было — его заменяли расположенные под нижней челюстью дыхательные щели, — но огромные глаза фосфоресцировали зеленым блеском, небольшие уши стояли прямо, напряженно, острые зубы зловеще сверкали.
У Овербека появилось ощущение, будто что-то придавливает его к земле, ему потребовалось усилие, чтобы собраться.
— Вы поступили неразумно, — бесстрастно сказал он. — Отношения между Дахией и кочевниками крайне неустойчивы, иногда они переходят в насилие. Разразись сейчас война — и не будет никакой торговли адиром. Дахия много потеряет.
— Материальные ценности — да, потеряет. Но не честь.
— Вы уже уронили свою честь своими же действиями. Вы знали, что мои люди заключили соглашение, с кочевниками. А теперь ваши Старейшины хотят изменить это соглашение, даже не поговорив с нами. — Овербек словно разрубил что-то ребром ладони — жест, обозначавший здесь гнев и решимость. — Я требую встречи с вашим Советом.
После непродолжительного спора Раффак согласился, назначил встречу на завтра и ушел. Овербек мрачно посмотрел ему вслед.
— Ну вот, Хуан, — вздохнул он. — Хороший тебе пример, какой непростой бывает наша работа.
— А эти племена, сэр, — поинтересовался мальчик, — они что, и вправду могут устроить неприятности?
— Надеюсь, нет. Хотя, — покачал головой Овербек, — что знаем мы, земляне, пробывшие здесь так недолго? Две различные культуры, каждая из них — со своей историей, своими верованиями, законами, обычаями, устремлениями — и обе они бесконечно далеки от культуры нашей.
— Ну и что же теперь будет?
— О, я думаю, кочевники начисто откажутся допустить на свою территорию сборщиков травы из Дахии. Тогда мне придется наново убеждать дахианцев, чтобы те позволили кочевникам доставлять урожай сюда. Вот так и получается, когда пытаешься склонить к сотрудничеству племена, разъединенные вековой враждой.
— А разве нельзя было организовать нашу базу в пустыне? — спросил Хуан.
— Всегда лучше иметь под рукой много рабочей силы, а кочевники — они не сидят на месте, — объяснил Овербек. — А кроме того… — На его жестком лице появилось нечто вроде смущения, — Конечно же, мы хотим получить свой доход, но ведь не грабить же этих бедняг. Дахия тоже выиграет от торговли адиром — будет получать таможенные пошлины, а заодно и улучшит отношения с кочевниками. Через какое-то время они смогут начать возрождение своей цивилизации. Это была великая цивилизация — пока ее не разрушили гражданские войны, а потом и нашествия варваров. — Он помолчал. — Только никогда не повторяй им мои слова.
— Но почему, сэр? Мне бы казалось…
— Тебе. А вот им так не покажется. И те и другие очень горды и вспыльчивы. Еще подумают, что мы им покровительствуем, и оскорбятся. И проявят это чувство самым неприятным для нас образом. Или усмотрят в нашем поведении какой-нибудь подкоп под их воинскую доблесть или под их религию, или еще подо что-нибудь. Нет, — мрачно усмехнулся Овербек, — я изо всех сил старался поддерживать с ними прямые, простые отношения, отношения, не оставляющие места для ошибок и недопонимания. В глазах туземцев земляне — народ суровый, но справедливый. Мы пришли, чтобы заниматься торговлей, которая принесет нам — а также им — прибыль, и ни по какой иной причине. Хотят они, чтобы мы здесь остались — пусть создают для этого условия, пусть будут паиньками. Все совершенно ясно и — как я надеюсь — понятно любому из них. Может, они и не пылают к нам любовью, но ненависти тоже не испытывают и готовы делать с нами дела.
Хуан думал возразить, но не мог найти слов.
— Так чего ты там хотел? — спросил Овербек.
— Я хотел отпроситься в горы, сэр, — горячо заговорил стажер. — Вы знаете эти кристаллы, которые встречаются по хребту Уола? Вот я и подумал — здорово они будут смотреться на елке. А работу я уже закончил, — добавил он. — И займет это всего несколько часов, если мне дадут флиттер.
— В такое время, когда того и гляди начнется драка? — помрачнел его начальник. — Насколько я слышал, Черные Шатры сейчас как раз где-то там.
— Но вы же сами говорили, сэр, что не ожидаете насилия. Кроме того, никто из местных ничего против нас не имеет. И они уважают нашу силу, верно ведь? Ну пожалуйста.
— Уважают. И я надеюсь сохранить в них это уважение. — Овербек на секунду задумался. — Ну ладно, пожалуй, и нету тут никакого риска. И, хм-м, землянин, отправляющийся так далеко в одиночку, — хорошая демонстрация уверенности в своих силах… О’кей, — решил он наконец. — Только возьми бластер. Будет опасность — стреляй, не задумываясь. Не то чтобы я ожидал заварушку — тогда бы я тебя не отпустил, — но все-таки… — Он пожал плечами. — Полной безопасности не бывает нигде и никогда.
Местность в трехстах километрах к северу от Дахии трудно назвать отрадой для глаза — рваный камень крутых горных склонов, бездонные пропасти, мрачные, коричневые утесы, единственная растительность — колючий кустарник да скрюченные ветхие деревца с измочаленными ветром листьями. Собирая кристаллы, то там, то сям выступавшие из песчаного грунта, Хуан скоро потерял свой флиттер из виду, но не очень об этом беспокоился; лежавший в его кармане приемник имел пеленгационное устройство, на летательном аппарате стоял радиомаяк, так что особых проблем не предвиделось. Поэтому, стараясь набрать полную сумку камней, он забрался значительно дальше, чем думал.
Айвенго вращается медленно, но и здешний день когда-то кончается. Хуан неожиданно заметил, как низко стоит тусклое красное солнце, как удлинились и погустели тени. И прежде холодный воздух стал ледяным, обжигал незащищенное лицо. Вечерний бриз шевелил кусты, тоскливо завыл какой-то зверь. Протекавший неподалеку ручей быстро покрывался коркой льда.
«Ничего страшного, — думал Хуан, — но я хочу есть и наверняка опоздаю к ужину, а босс обязательно разозлится». Хотя солнце еще не зашло, окружающее различалось с трудом — человеческое зрение приспособлено к яркому желтоватому свету Солнца. Хуан начал спотыкаться; счастье еще, что шкала радиокомпаса фосфоресцировала — иначе потребовался бы фонарик.