Миры Пола Андерсона. Т. 18. Камень в небесах. Игра Империи. Форпост Империи
Шрифт:
Она взяла сигарету, и они одновременно закурили. Музыкальным сопровождением — по его инициативе — служил им концерт певчих фрейанских птиц. Они щебетали, пускали трели, пели о зеленом лесе и о предзакатном небе… Флэндри повернул какую-то ручку, и воздух наполнился запахом летнего леса. Свет был притушен.
Внезапно Бэннер, казалось, потеряла представление о том, кто рядом с ней. Она шумно вздохнула и пристально взглянула на него.
— Вы не задумывались? — спросила она. — В том возрасте, когда преданно служили Империи? Под началом моего отца? А все, что вы делали потом…
Он пожал плечами:
— Touche [11] . Признаюсь, я слишком поздно созрел. Макс действительно был убежденным сторонником Империи, я же восхищался им, как никем другим в своей жизни, включая того, кому довелось быть моим отцом. Поэтому мне не сразу удалось разобраться в том, что такое Империя. А с тех пор, если хотите знать, я просто за неимением других занятий играл в азартную игру. Оказалось к тому же, что она приносит пользу — Терре и мне, разумеется, — поскольку ощущение своего превосходства намного приятнее, чем подчинение, рабство или смерть. Но если принимать всерьез весь этот фарс с Империей…
11
Касание (фехтовальный термин).
Он остановился, увидев неподдельный гнев в ее глазах.
— Вы хотите сказать, что мой отец был глуп? — взорвалась она.
«Уж не пьян ли я? — мелькнуло у него в голове. — Наверное, нужно лучше следить за собой. Все это действие алкоголя, усталости и — увы! — одиночества!» А вслух продолжал:
— Простите, Бэннер. Я сказал не подумав. Нет, по тому времена ваш отец был прав. Тогда Империя действительно что-то значила. Для него она и впрямь сохранила свое очарование. Впрочем, если он и был разочарован, то считал долгом хранить молчание. Такой уж был человек. Хочется думать, что он жил и умер с надеждой на ее возрождение, — и как бы я желал разделить эту надежду!
Лицо ее смягчилось.
— А вы не разделяете? — промолвила она. — Но почему? Империя хранит Мир, держит границы открытыми для торговли, отражает посягательства внешних врагов, сохраняет свое наследие. И ведь именно этому вы посвятили свою жизнь!
Увы, она— дочь своего отца, это ясно. И это многое объясняет.
— Извините, — сказал он. — Я просто брюзга.
— Нет, нисколько. Может быть, я не так хорошо разбираюсь в людях, но вы сказали то, что думали. Это бесспорно. Пожалуйста, продолжайте!
Она во что бы то ни стало хочет доискаться правды.
— Ну, это долгая история, как и выводы из нее. Некогда Империя олицетворяла собой силу; она и сейчас до некоторой степени сильна. И тем не менее актуальным было найти спасение от хаоса. А чем вызван этот хаос, что не позволило сохранить изначальную волю к свободе?.. И вот туг, как и всегда, является Цезарь!
…Но установление сильной государственной власти отнюдь не тождественно возрождению цивилизации. Напротив, это начало ее конца, что не раз подтверждала
Он отпил, затянулся сигаретой и ощутил легкую приятность того и другого.
— Пожалуй, сегодня я предпочел бы уклониться от назидательных речей, — сказал он. — Я тратил сотни часов, когда не было срочных дел, на чтение и размышления; разговаривал с историками, психоаналитиками, философами. Ни у кого из современных трезвых мыслителей нет убедительных аргументов по этому поводу. А все дело в том, что нам с вами довелось жить в кризисную эпоху Империи, в эпоху междуцарствия, в промежутке между фазами принципата и домината.
— По–моему, вы начинаете мыслить абстракциями, — сказала Бэннер.
Флэндри улыбнулся:
— Поэтому покончим с этой темой. А Чайвз накроет на стол.
Она покачала головой. Легкие тени пролегли у нее вокруг скул
и у рта.
— Нет, пожалуйста, не надо так, Доминик… адмирал. Не такая уж я невежда. Мне известно о коррупции и о злоупотреблениях властью, не говоря уже о гражданских войнах и обычной глупости. Отец имел обыкновение произносить магическое заклинание при известии о чем-нибудь особенно тревожном. Но всегда он приучал меня к мысли о несовершенстве человеческой природы и о том, что наш долг — не прекращать попыток…
Он никак не прореагировал на то, что она назвала его по имени, но сердце его дрогнуло…
— Я полагаю, это правильно, но не всегда возможно, — мрачно заметил он. — Еще совсем мальчишкой я стал на сторону мерзавца
Джосипа в его борьбе с Мак–Кормаком — помните восстание Мак-Кормака? Из них двоих он был более достойным, в этом нет никакого сомнения. Но Джосип был законным императором, а законность — это опора и оправдание правителя. А как иначе — вопреки жестокости, вымогательствам, непростительным ошибкам, которые они так часто совершают, — как иначе власти добиться хотя бы верности? Если правитель — не слуга закона, значит, он в лучшем случае временщик, в худшем — узурпатор.
…Это именно то, что мы имеем сегодня. Самая большая вина Ханса Молитора в том, что он восстановил прежние институты власти, а поскольку я помог ему, то это и моя вина. Но мы опоздали. Все уже были вконец развращены, ни в ком не осталось веры. Ныне уже невозможно управлять с помощью Закона — только с помощью силы. Страх делает правителей все более агрессивными, неудовлетворенность порождает новые амбиции… — Хлопнув по столу рукой, он воскликнул: — Нет, не нравится мне этот разговор! Неужели нельзя побеседовать о чем-нибудь более веселом? Расскажите уж лучше о похоронных ритуалах Рамну!
Она дотронулась рукой до его руки:
— Еще одно слово, только одно — и станет ясно, можем ли мы покончить с этой темой. Вы правы: отца никогда не покидала надежда. А вы — вы уже отказались от нее?
— О нет, — сказал он с улыбкой и, по–видимому, искренне. — Малоразвитые расы живучи. При умелом руководстве они способны создать новую процветающую цивилизацию. Особенно многообещающим выглядит синтез культур. Возьмем, к примеру, Авалон.
— Я имела в виду нас, — настойчиво сказала она. — Наших детей и внуков.