Миры Пола Андерсона. Т. 8. Операция “Хаос”. Танцовщица из Атлантиды
Шрифт:
Крестьянские хижины были разбросаны на большом расстоянии друг от друга. Они были такими же, как в Греции, да и по всему Средиземноморью — глинобитными, почти кубическими, с плоской кровлей. У многих были наружные лестницы, но окон в наружных стенах почти не было. Дом строился вокруг внутреннего дворика, где сосредоточивалась жизнь семьи. Однако жилища кефтиу отличались штукатуркой пастельных тонов и яркими узорами на стенах.
В прибрежных водах кишели рыбачьи лодки, но единственным мореходным судном был корабль Диорея. Темное облако над южным горизонтом обозначало Крит.
Рид плотнее запахнулся в плащ. И это — Атлантида?
Корабль прошел на веслах мимо островка, который между мысами, завершавшимися отвесными обрывами, охранял вход в бухту шириной в милю. Рид увидел, что большой
Справа по носу на встающих из волн холмах раскинулся город. По величине он не уступал Афинам, но был спланирован куда тщательнее и радовал глаз пестротой красок. Стены вокруг не было — она не требовалась. У пристани было пусто — большую часть судов уже вытащили на берег, где им предстояло дожидаться весны. Рид заметил чуть дальше искусственно расширенный пляж, где днища перевернутых судов очищались и красились, однако многие уже лежали под навесами, готовые к зиме. Пара военных кораблей с кормой в форме рыбьего хвоста и носом, как орлиная шея, стояли у причала в боевой готовности, напоминая о могуществе царя морей.
Тут в укрытом от ветра сердце острова сверкающая синяя вода была спокойной, воздух теплым, бриз приятным. Воду бухты бороздили лодки под парусом. Яркая раскраска, женщины с детьми в числе пассажиров наводили на мысль, что это прогулочные яхты.
Диорей указал на Привратный остров:
— Нам, собственно, надо туда. Но прежде причалим у города и получим позволение посетить ариадну.
Рид кивнул. В святилища не впускают кого попало. Островок выглядел истинным произведением искусства. В садах на выровненных уступах еще цвели на клумбах цветы, соперничая бронзой и золотом с осенней листвой. Вершину увенчивал сложный комплекс зданий, высотой всего в два этажа, но обширных, сложенных из циклопических плит, выкрашенных белой краской. На этом фоне было выписано множество фигур: люди, быки, осьминоги, павлины, обезьяны, химеры — две процессии, танцуя, протянулись по сторонам главного входа к четырехугольным столбам справа и слева. Столбы были выкрашены в ярко-красный цвет. Эрисса как-то объяснила Риду, что колонна — это священный символ. Еще один символ был вделан в золото притолоки — двойная секира. Третья эмблема венчала крышу — пара огромных вызолоченных рогов.
— Долго нам придется ждать? — спросил Рид, про себя грустно удивляясь тому, как в самый разгар судьбоносных событий значительную часть времени поглощают житейские мелочи. Хотя все время плавания он был молчалив, терзаемый предчувствиями и подозрениями, избавиться от часов и часов пустой болтовни ему не удалось. (И ни единого серьезного разговора! Диорей искусно избегал их.)
— Нам? Нет, — ответил афинянин. — Как только она узнает, что мы прибыли от царевича Тесея.
То, что он назвал наследника, а не царя, заставило Рида внимательнее взглянуть на острое седобородое лицо.
— Так они добрые друзья? — резко спросил он.
Диорей неторопливо и со смаком сплюнул за борт.
— Ну, — сказал он по завершении этой операции, — они раза два встречались. Ты же знаешь, царевич много путешествовал. Ну и навещал ариадну. Было бы неучтиво, верно? А она не воротит нос от нас, ахейцев, как ты мог бы подумать, и нам это полезно. В жилах у нее течет и каледонская кровь, хотя родилась она в Кноссе. Да, думается, нас встретят хорошо.
У пристани собрались любопытные — ведь уже никто не ждал кораблей с материка. В толпе царило веселое оживление: на бронзовых лицах сверкали в улыбках зубы, энергично жестикулировали руки, слышался смех. И никаких признаков бедности. Атлантида, несомненно, богатела не только обычными способами, но и потому, что была местом паломничества. Впрочем, греки с заметной завистью говорили Риду, что все царство ми-носа находится в таком же цветущем состоянии.
Конечно, по нормам времени самого Рида, даже богатые тут жили очень скромно. Но в какой степени истинное благосостояние измеряется обилием всяких технических штучек? Плодородный остров в богатом море, мягкий климат, красивая природа, ни войны, ни даже ее угрозы — что еще нужно человеку?
Когда миноец трудился, то трудился усердно, нередко пренебрегая опасностями.
Начальник порта походил на Гафона, но носил типичный критский наряд — белая плотно обмотанная набедренная повязка, верх которой прикрывал бронзовый пояс, сапожки с обмотками, что-то вроде тюрбана на голове, ожерелье на шее, браслеты на запястьях и лодыжках. В руке он держал знак своей должности — жезл с двойной секирой наверху, а его тюрбан украшало павлинье перо. Другие мужчины одеты были примерно так же, но с меньшей изысканностью. Большинство обходилось без головных уборов, некоторые носили шапочки. Многие предпочитали башмаки или сандалии, а то и разгуливали босиком. Набедренные повязки пестрели узорами; пояса преимущественно были кожаными, а не металлическими, зато их носили и женщины, и даже дети, в остальном совершенно голые. Пояса эти обеспечивали осиную талию, модную у кефтиу. Только люди в годах давали свободу брюшку.
— Критские девки — одно загляденье, друг, что так, то так! — Диорей ткнул Рида локтем в бок и ухмыльнулся. — А? И чуть не любая ляжет на спину, если угостить ее медовыми словами или винцом, а то подарить какой-нибудь блестящий пустячок. Своим дочерям я не позволил бы так вольничать, но морякам такое на руку, а?
Костюм большинства женщин исчерпывался юбкой по лодыжку. Это были простолюдинки, которые несли кто припасы с рынка, кто выстиранную одежду, кто кувшин с водой, а кто и младенца. Но попадались среди них и модницы в юбках колоколом с оборками и в вышитых корсажах (иногда в блузе из тонкой ткани под ним, но чаще без нее), которые приподнимали, но не прятали груди. Они щеголяли множеством усаженных самоцветами украшений из меди, олова, бронзы, серебра, золота и янтаря и кокетливыми маленькими сандалиями и таким разнообразием шляп, каким во времена Рида могли похвастать разве что Елисейские поля в Париже. Румянили они и пудрили тальком не только лицо. Когда ахейские моряки выкрикивали по их адресу смачные приветствия, самые молоденькие принимались хихикать и махали им в ответ платочками.
Диорей с Ридом объяснили начальнику порта, что они прибыли с поручением к ариадне, и он поклонился.
— Конечно, почтеннейшие, — сказал он, — я тотчас отправлю лодку с вестником, и, полагаю, она примет вас завтра же. — Он внимательно посмотрел на Рида, явно недоумевая, что это за чужестранец. — А тем временем не окажете ли вы честь моему дому?
— От всего сердца благодарю тебя, — ответил Рид, и Диорей тоже принял приглашение, но без всякой радости, так как уже предвкушал буйный вечерок в приморской гостинице.
Тротуаров не было. По сторонам улиц теснились дома, отделенные от мостовой двумя рядами лавочек. Однако сами улицы были широкими, достаточно прямыми и вымощены хорошо отесанными плитами. Рыночную площадь украшала потрясающая мозаика с узором из осьминогов и лилий. В центре площади бил фонтан, возле которого играли детишки под присмотром матерей или нянек. Чистота поддерживалась с помощью сложной дренажной и канализационной системы. Царящая вокруг суета приводила на память афинскую, но казалась более упорядоченной, беззаботной и веселой. И тут можно было увидеть много такого, чего не знали ахейцы, не принявшие критскую цивилизацию, — лавки, торгующие товарами из таких дальних стран, как Британия, Испания, Эфиопия и Индия; рыночные писцы; зодчий, набрасывающий на папирусе дом, который брался построить; школа, из которой как раз высыпали ученики — мальчики и девочки вместе — со стилосами и восковыми табличками для домашних заданий, причем, словно бы, не только дети из зажиточных семей; слепой лирник с чашей для подаяний у ног, который в ожидании, не положат ли в чашу еды, играл и пел: