Мишень

Коултер Кэтрин

Солнце было позади девочки, так что можно снимать в контурном свете.

Молли постаралась навести на резкость, чтобы получить натуральные цвета кожи и особенно волос, которые неминуемо образуют вокруг головы девочки светящийся ореол, и одновременно держать в фокусе озеро и птиц. Ей хотелось передать плавность, словно бы текучесть жестов, суть постоянного движения, схваченного в подходящий миг. Главное – не отразить ничего лишнего, ненужного и сентиментального, просто запечатлеть свет и безграничное единство маленького человечка с природой. И чудесную, трогательную улыбку Эммы,

ее неподдельное тепло.

Молли щелкнула раз, второй, третий и перешла на другое место, готовясь к следующей серии снимков.

Наглая утка высоко подскочила, чтобы схватить кусочек, предназначенный для соперницы. Эмма обрадованно захлопала в ладоши, так что остаток хлеба достался назойливой птице. Утка, ошалев от такой удачи, подлетела, хлопая крыльями и вытягивая шею. Молли постаралась не упустить момент и так увлеклась, что свалилась на спину. Немного полежав на траве, она села и положила камеру на колени. Незаметно для себя она истратила всю пленку.

Камера уютно улеглась в ее ладони, теплая и обтекаемая. Старая подружка! Молли привыкла к ее весу, изгибам, знала каждую щербинку. Конечно, ужасно соблазнительно купить новую камеру, с такими наворотами, чтобы только кофе не варила для фотографа, но к чему Молли кофе? Она упорно не хотела расставаться с «Минолтой». Им вдвоем еще немало придется вынести;

Сегодняшний день не прошел зря. По крайней мере один из снимков будет достоин того, чтобы подарить его Рамзи. Может, даже два. Жаль, конечно, что нет штатива.

Молли покачала головой, но тут же припомнила, как тяжело таскать за собой по свету необходимое оборудование. Нет уж, придется подождать, пока они не вернутся домой.

Неожиданно она краем глаза уловила какое-то движение в сосновой рощице и оцепенела от страха. Паника нарастала с каждым мгновением. И тут Молли увидела мужчину в длинном коричневом пальто и в вязаной шапочке. Небрежно прислонясь к дереву, он, казалось, смотрел на Эмму. Молли уже рванулась к девочке, как незнакомец появился на поляне с сумкой, из которой торчали клюшки для гольфа. Молли шумно перевела дыхание. Ох, уж эти ирландцы и их идиотский гольф Всеобщее национальное помешательство. Повсюду поля для гольфа, и Дромоленд-Касл не исключение. Странно, она могла бы поклясться, что шотландцы – куда более ярые приверженцы этого спорта.

Мужчина заметил, что она уставилась на него, и, сняв шапочку, пожелал ей доброго утра.

Молли энергично помахала в ответ, чувствуя, как лицо и шею заливает краска облегчения. Господи, какая она трусиха! Разве можно так паниковать?

Но в глубине души Молли сознавала, что отныне будет реагировать подобным образом на каждого незнакомого мужчину, внезапно возникшего перед ней. До тех пор, пока не поймают похитителя Эммы.

В это время Рамзи звонил Вирджинии Тролли. По описанию Эммы полицейский художник создал портрет человека лет сорока с редеющими волосами, острым подбородком и густыми усами. Серые, широко расставленные глаза, большие оттопыренные уши. Эмма сказала, что именно поэтому он носит вязаную шапку. Стыдится своих ушей. Основной приметой, конечно, были его зубы. Если только он не догадается пойти к дантисту, что весьма сомнительно.

Трудно сказать, насколько точным был словесный портрет, нарисованный девочкой, но надо же с чего-то начать. Рисунок размножили и раздали полицейским и агентам ФБР.

Конечно, теперь можно попытаться его узнать. Уже легче. Но он не сдался. Молли это знала. И стоит им вернуться, как все повторится сначала.

Молли решила, что они не поедут в Денвер. Она увезет Эмму в другой город и сменит фамилию. Тогда уж их никто не отыщет. Денег у нее достаточно, фотограф она хороший и всегда найдет работу. Разумеется, придется все начинать заново, но ей не привыкать. В конце концов, до сих пор самым большим ее достижением были снимки Луи в «Роллинг стоун» шесть лет назад. Должно быть, редактор давно ее забыл.

Эмма подобрала с земли крошки, слепила в комочек и бросила ненасытной утке.

– Эй, Эм, – окликнула Молли, – может, когда вырастешь, будешь ресторатором?

Утки перестали крякать, отлично понимая, что поживы больше нет и, следовательно, рассчитывать не на что. Они вперевалочку направились к озеру, хлопая крыльями и прихорашиваясь.

– Что это такое, мама?

– Человек, которому платят за то, чтобы он готовил обеды на разные праздники. Попробуешь множество вкусных вещей. Но не забудь, надо уметь придумывать всякие штуки, какими украшают блюда. Это очень трудно. Правда, слепила же ты яблоко из хлеба, значит, можешь стать настоящим кулинаром-дизайнером.

– А мне придется еще и самой кормить всех этих людей?

– Эмма, это шутка?

Эмма, немного подумав, вздохнула:

– Кажется, нет, мама.

– Не волнуйся, не придется. Они взрослые и могут сами держать в руках вилку.

Молли еще раз оглядела сказочный пейзаж и прижала к себе девочку. Ей отчаянно хотелось спросить, о чем она думает, что чувствует, но Молли боялась. Вдруг Эмма сорвется?

Она объявила весело и жизнерадостно, словно на сердце не было забот:

– Сегодня такое солнышко, киска! Что, если нам устроить пикник в Банретти-Касл? Вчера из-за дождя мы почти ничего не увидели. Рамзи говорит, что в ясные дни там чудесно.

Эмма довольно улыбнулась, как обычно при упоминании о Банретти-Касл, замке, расположенном к востоку от Лимерика, где в тысяча шестьсот сорок четвертом году родился Уильям Пенн <Уильям Пени (1644 – 1718) – основатель английской колонии в Северной Америке, получившей название Пенсильвания>. Там же его отец, адмирал Пенн, сдался врагу во время гражданской войны и уплыл от позора в Америку. Эту и множество других историй о пенсильванских квакерах поведал им Рамзи, выросший недалеко от Харрисберга.

Эмма деловито вытерла руки о джинсы и кивнула:

– Мне хотелось бы подняться по той лестнице. Может, сумею вскарабкаться на самый верх, и Рамзи не придется меня нести. Давай поедем, ма! Томми сказал, что скоро будут ходить тури.., туристические автобусы, но пока еще рано.

Молли недоуменно моргнула. Какой сейчас месяц?

Конец мая? Все изменилось так жестоко и необратимо, что она иногда забывала день недели, не говоря уже о числах.

– Да, сезон еще не начался. Но так даже лучше: народу меньше.