Мисс Марпл из коммуналки
Шрифт:
– Пойдем, пойдем.
Сомнения, проскальзывающие в интонациях подруги, нисколько не обманули Софу. Она прошла через коридор до комнаты напротив ванной – два окна Вадима Арнольдовича, как и кухонное окно, выходили во двор, – пошарила за дверным плинтусом и достала запасной соседский ключ. Все в этой коммунальной квартире абсолютно доверяли друг другу и оставляли запасные ключи в пределах досягаемости. Дом старый, коммуникации ржавые – неприятности случаются. При включении отопления могут и батареи рвануть…
– Иди,
– Не бойся, – буркнула Надежда Прохоровна. Давно уже никто не упрекал бабушку Губкину в трусости.
Лихо шлепая тапками по паркету, Надежда Прохоровна прошла до комнаты соседа и заглянула внутрь.
Там пахло пылью и бумагой. Какие-то листочки и тетрадки лежали перед компьютером на письменном столе, книжные шкафы и полки застыли чинным строем, их было больше, чем остальной мебели. Все стены чуть ли не до потолка завешены непонятными картинами и фотографиями – в большинстве своем черно-белыми.
– Ну? Видишь – никого.
Софья Тихоновна улыбалась, вертелась посреди заполненной книгами комнаты, как маленькая девочка, и с наслаждением вдыхала знакомый, родной библиотечный запах. Надежда Прохоровна в особенности книжного духа не вникала, но душой отходила. Забывала прежнюю мрачность…
Резкий, как удар хлыста, телефонный звонок разом пресек все веселье; дамы взвизгнули – Софья Тихоновна испустила руладу перепуганного мышонка, Надежда Прохоровна ухнула филином, – заполошенно отпрыгнули от тумбы, где надрывалась телефонная трубка на базе. Звонки параллельных телефонов повторялись в комнатах и прихожей…
Софья Тихоновна положила ладонь на грудь. Надежде Прохоровне показалось, что она едва не проглотила вставную челюсть.
Знамо дело – разыскивать призрака в чужой обители занятие нервное…
– Ой, боженька ты мой, – выдохнула бабушка Губкина.
Софа взяла трубку и сказала:
– Алло.
– Доброе утро, Софья Тихоновна, это Алексей Бубенцов. Надежда Прохоровна уже встала? Я могу с ней поговорить?
– Доброе утро, Алешенька. Одну минуточку, – и, прикрывая мембрану ладонью, шепнула соседке: – Алеша, участковый, тебя.
Надежда Прохоровна замотала головой и отшатнулась в сторону:
– Нет меня! Скажи: сплю еще! Или нет! Заболела… или в магазин ушла!
– Почему? – удивилась Софья Тихоновна, но просьбу выполнила: – Простите, Алешенька, Надежда Прохоровна нездорова. Перезвоните, пожалуйста, позже.
– Когда?
Софьюшка переадресовала вопрос движением подбородка, Надежда Губкина категорически резанула ладонью воздух.
– Простите, Алешенька, не знаю. Попробуй те завтра, может быть, ей будет лучше.
Уже сидя за кухонным столом, помешивая ложечкой чай с молоком, Софья Тихоновна спросила соседку:
– А почему ты не захотела с Алешей встретиться, Наденька?
Надежда Прохоровна шумно вздохнула:
– Надо колбаски еще нарезать, – сходила к холодильнику, стоявшему тут же у окна в ряду таких же белых агрегатов, и, лишь нарезав щедрыми ломтями докторскую, ответила: – Незачем все это.
– Что незачем, Наденька?
– Россказни глупых старух слушать.
– ???
– И ты меня прости, Сонечка, – со строгостью к себе сказала бабушка Губкина. – Не для чего было Герочку выкапывать. Глупости все это и старушечьи бредни.
– Зачем ты так? – прошептала Софа.
– А только так и надо! – пригвоздила себя к позорному столбу всех выдумщиков Надежда Прохоровна. – Сначала котов выкапываешь, потом призраки начинают мерещиться! Так и до Кащенки недалеко.
Целый день ходила Надежда Прохоровна как в воду опущенная. Молоко для каши два раза кипятила – первое убежало и пригорело. Белье забыла из стиральной машины достать и развесить, опомнилась, когда уже Софа с тазом на чердак отправилась…
А ночью заперла свою комнату на ключ.
Засова на входной двери коммунальной квартиры никогда не было. Соседи всю жизнь работали в разные смены, возвращались либо поздним вечером, либо под утро, и двери на внутренний засов нарочно не запирали. Кому охота вскакивать ночами и бегать задвижку открывать? Или, наоборот, людей под утро будить…
Сколько себя помнила Софья Тихоновна, еще ни разу она не слышала, как комнатный замок Надежды скрежещет поздним вечером, закрываясь на все обороты…
И мелькнула мысль: «Сдает Надежда. Раз сама себя в туманном зеркале не узнала и перепугалась до полусмерти. Сдает… А признаться в том боится…»
Два дня участковый Бубенцов испытывал сильнейшие терзания. Чужие сверкающие лавры спалили душу до вонючего пепла, душа корчилась в адских муках искреннейшего раскаяния и искала выход из этой топки.
Бубенцов купил уже две книги про английскую старушку мисс Марпл. Одну из них сдуру прочитал и только укрепился в мысли – старость и слабоумие далеко не синонимы.
Вечером в пятницу Алексей Андреевич купил торт «Чародейка», оделся цивильно и неброско и потопал в сороковую квартиру – виниться.
Речь была заготовлена. Желудок пуст. Чувство вины и предстоящая моральная экзекуция совсем лишили аппетита.
Дверь открыла Софья Тихоновна Мальцева. Одетая, как всегда, чопорно, но не без изящества, слегка пахнущая какими-то забытыми духами, приветливая:
– Проходите, проходите, Алешенька, мы как раз собираемся чай пить.
– А Надежда Прохоровна?..
– Проходите, Алешенька, не смущайтесь. Надежда Прохоровна в моей комнате.
Алеша снял ботинки, пригладил волосы пятерней и, зажимая под мышкой книгу, держа «Чародейку» на манер подноса, вошел в большую, освещенную пятирожковой люстрой комнату.