Миссия на Маврикий
Шрифт:
– Ну, дьявол, видишь ли, – начал Джек, – это всего лишь шов между палубным настилом и набором. Мы зовем его «дьявол», поскольку это чертовски трудное место для конопатчиков. Полностью мы говорим «заплатить дьяволу и не перегреть смолу» – и имеется в виду нечто чертовски сложное, что просто должно быть сделано – и ничего тут не попишешь. Просто выражение такое.
– Изыканное такое выражение, да.
– Был бы ты недалеким слабаком, ты б сказал, что оно неплохо описывает нашу нынешнюю ситуацию – и попал бы пальцем в небо! – отозвался Джек. Со «Стончем», «Оттером» и «Виндэмом» через один-два дня... – он прервал свою речь и крикнул:
– Киллик, кто там явился на борт?
– Всего лишь армейский
Последовал лязг взятых на караул мушкетов морских пехотинцев на квартердеке и гардемарин спросил, не соизволит ли коммодор принять полковника Фрэйзера, и тут же объявился полковник собственной персоной, с физиономией такой же алой, как его мундир, после скачки под беспощадным солнцем.
– Доброе утро, полковник! – приветствовал его Джек. – Присаживайтесь, возьмите чашку.
– Доброе утро, сэр. Как ваши дела, доктор?
– Полковнику Фрэйзеру следует немедленно выпить чего-то холодного и снять верхнюю одежду, – заявил Стивен. – К вашим услугам, сэр.
– Счастлив буду исполнить ваши предписания, сэр, сию же минуту, но вначале должен передать свое устное сообщение – не было времени искать перо и чернила. Полковник Китинг шлет свой привет коммодору Обри – и корабль Его Величества «Эфришен» – в Сен-Дени. Капитан Корбетт...
– Корбетт? Роберт Корбетт?
– Думаю, так, сэр. Маленький человечек, мрачный и злобный, когда выйдет из себя – тот самый, что был здесь раньше, изрядный службист. Капитан Корбетт, следуя в Мадрас, узнал как тут обстоят дела, запасаясь водой на Родригесе, от одного из ваших кораблей – и повернул сюда. У него была небольшая стычка со шхуной у Маврикия, сейчас он сгружает раненых на берег, а полковник Китинг дал ему двадцать пять человек и офицера на замену, потому что, сэр, за ним по пятам идут два французских фрегата и бриг. И капитан Корбетт настоятельно просил меня передать, что он позволил себе поднять ваш широкий вымпел, чтоб развлечь их, и уже приготовился к бою и выйдет в море, как только свезет на берег всех раненых.
– Полковник, – заявил Джек, – я вам чрезвычайно обязан! Киллик, молнией сюда, чашку чего-нибудь прохладительного полковнику, бутерброды, манго...
Эти слова он бросил оборачиваясь, на бегу на квартердек.
– Мистер Троллоп, всех с верфи – на борт, немедленно, и будьте готовы отчалить сразу, как они будут на борту. Мистер Коллинз, на «Оттер» и «Стонч»: «выйти в море немедленно, враг крейсерует на восток-северо-востоке». И позовите канонира.
Канонир прибежал, ибо новости распространялись быстро.
– Мистер Веббер, – обратился к нему Джек, – как у вас с припасами?
– Тридцать ядер на ствол, сэр, и двадцать три на карронаду. Загрузились полностью с утра.
Затем, пользуясь старым знакомством и видя сияющее лицо коммодора, спросил:
– Может, набрать еще, на всякий случай?
– Да, мистер Веббер. Только не в тех белых бумажных пакетах. Только наш лучший – красный крупнозернистый.
Огибая в полдень Пон Де Галет, «Боадицея», сопровождаемая «Оттером» и «Стончем» обнаружила у входа в бухту два французских фрегата. Верхушки мачт французского брига виднелись севернее, несомненно, он торопился сообщить Гамелену, как обстоят дела. Гул удовлетворения на палубе вызвал тот факт, что французы уже не шли ко входу в бухту, а легли в поворот на правый галс. А белая полоса вдали свидетельствовала, что обычный южный или юго-восточный ветер с подветренной стороны Реюньона, задул с северо-востока и враг находится на ветре. Одновременно увидели «Эфришен» и вид его поднял дух Джека еще выше, ибо то был тридцатишестипушечный фрегат с восемнадцатифунтовками, несомненно, французской постройки, один из лучших ходоков Королевского флота, особенно на попутных ветрах. Очевидно, это была конфетка в награду Корбетту за доставленные в Метрополию известия из Сен-Поля. «Он здорово
Когда Джек увидел «Эфришен», тот также шел правым галсом под массой парусов, примерно в восьми милях к югу от вражеской эскадры. Оба английских корабля обменялись позывными и не более того: Корбетт был боевым капитаном, он хорошо знал, что делать, и не было повода сомневаться, что он это сделает. К тому же в данный момент не стоило ему мешать сконцентрироваться на преодолении хотя бы семи из этих восьми миль. Эта же задача была куда труднее для «Боадицеи», ибо, хотя она могла ударить куда тяжелее «Эфришена», она не могла состязаться с ним в скорости. К счастью, одним из французских фрегатов была их старая «Ифигения» (не поменявшая имени под новым флагом) – далеко не бегун. Другой был, видимо, «Эстри», чьи качества еще были Джеку неизвестны.
Однако вскорости он собирался их выяснить, что он и объявил, улыбаясь, и полез с подзорной трубой на формарс, откуда было удобнее рассматривать гонку шести растянувшихся по океану судов.
Часом позже Джек уже знал про «Эстри», что у нее умелый капитан, что она быстрее «Ифигении», но не быстрее «Боадицеи», а «Эфришен» может дать ей брамсели форы. При продолжающемся ветре «Эфришн» должен был сблизиться с противником еще до заката, а «Боадицея» – вскоре после наступления темноты. Если ветер удержится – это было главное допущение. Ибо стоит ему зайти восточнее, или с северо-востока (что иногда бывало в этих водах в ночное время) – и «Боадицея» оказалась бы под ветром у французов, вольных в этом случае идти к Порт-Луи, не опасаясь, что их прижмут к берегу. Ибо «Боадицея» была отнюдь не в лучшей форме, да и, хотя Джек предпочитал об этом не распространяться, не могла идти так круто к ветру, как многие другие корабли, проигрывая им около половины румба, несмотря на все его старания.
Однако бдение на мачте не могло ни привести ветер к юго-востоку, ни улучшить ходовые качества «Боадицеи», а потому оставалось только спуститься. Глянув на все больше удаляющиеся «Стонч» и «Оттер», он велел Сеймуру сообщить, если положение изменится, и уснул глубоким сном в мерно раскачивающемся гамаке посреди чистого пространства, что до подготовки фрегата к бою было капитанской каютой. Спал он спокойно, ибо знал, что его офицеры превосходно управляются с кораблем, а ему потребуется вся доступная острота его разума для возможного трудного, требующего быстрых решений ночного боя.
Когда он снова вышел на палубу, «Оттер» и «Стонч» были едва видны с марса, а «Эфришен» в добрых двух лигах впереди заметно нагонял французов. На второй оклик дозорный после продолжительной паузы ответил, что «Стонч» и «Оттер» исчезли за горизонтом, и, пока он отвечал, его голос заглушило неприятное хлопанье – ветер зашел со слишком острого для лиселей угла, и они громко заполоскали, несмотря на натянутые как струна булини. Пришлось их убрать, и скорость тут же упала – и вот уже «Эфришен» был в восьми милях впереди, преследуя уже невидимых в подступающей ночи противников.
Ночь была ненастной, хотя теплой – с внезапными шквалами и поднявшейся бортовой качкой, норовящей свернуть нос фрегата к северу. Лучшие рулевые встали у штурвала, а Джек стоял за их спинами рядом с отдающим указания штурманом. Чуть позже наступления темноты он заметил ракеты и синие фонари, указывавшие положение «Эфришен». Затем ничего. Час за часом лишь низколетящие облака со струями дождя, бьющие в правую скулу волны и свистящий в снастях ветер. Дальше и дальше – но ни звука из тех, что в чутком молчании пытались уловить люди на палубе фрегата.