Миссия (не)выполнима: влюбить в себя бабника
Шрифт:
– Эх, а я на благодарность рассчитывал, - наигранно-обидчивым тоном произнёс тот, вставая. После, посмотрев на меня с высоты своего роста, он сказал: - Но, кажется, проще заново эту стенку отстроить, чем убедить тебя поблагодарить меня. Ладно, не больно и хотелось. До скорого.
Махнув рукой на прощание, длинноволосый развернулся на сто восемьдесят градусов, направившись в противоположную сторону.
– Постой! – крикнул я, тоже подрываясь со своего места. – Ты уходишь?
– А мне есть резон оставаться? – неприветливо ответили мне. – Я обещал вытащить
– И что же мне тогда делать? – растерянно заморгав, спросил у него.
– Не знаю. Если есть, куда пойти, советую податься туда. В крайнем случае, я знаю одно хорошенькое местечко на теплотрассе неподалёку отсюда. Могу сводить.
Я растерялся. Ещё неизвестно, что было бы лучше – оставаться в том подвале совершенно одному всю ночь или ночевать на улице с кучей бездомных, от которых хорошего ждать не приходилось. Продолжая смотреть на парня, я почувствовал, как глаза начало пощипывать, а по телу прошлась мелкая дрожь. Вскоре слёзы покатились по моим щекам, а я сам, всхлипывая, начал говорить:
– Если собирался оставить меня одного, мог бы вообще не помогать! Да лучше в подвале всю ночь сидеть, чем одному на улице ночью быть!
– Мне вернуть тебя обратно? – абсолютно безразличным тоном поинтересовались у меня, что стало последней каплей.
Не могу вспомнить и половины тех мыслей, что проносились в тот момент в моей голове, но общее содержание во всех было практически одинаковым: «Почему всё так происходит? Что такого я сделал, раз все отворачиваются от меня? Что со мной не так?» Рухнув на колени, я зарыдал, как девчонка, просто стараясь найти ответ хотя бы на один из тех вопросов, но, конечно же, не мог этого сделать.
– Ты действительно парень? – поинтересовались у меня. – Ревёшь так громко, что у меня уже уши болят тебя слушать.
– Так не слушай! – продолжая хныкать, крикнул я.
Начав вытирать слёзы и сопли рукавом своей куртки, я продолжал сидеть на холодной земле, как вдруг послышался хруст снега, который с каждой секундой становился всё громче и громче. Подняв глаза, я заметил остановившегося напротив меня незнакомца, который слегка наклонился и протянул мне руку. Непонимающе глядя на раскрытую ладонь, я продолжал сидеть, пока не услышал следующее:
– Вставай. И прекрати, пожалуйста, реветь, тошно становится. Хорошо, я не буду тебя бросать.
От удивления у меня даже дыхание перехватило. Схватившись за протянутую мне руку, как за последнюю соломинку, я поднялся с земли, после чего принялся внимательно вглядываться в лицо моего спасителя, который оказался гораздо выше меня, не отпуская его.
– Иди за мной, - выдернув свою руку из моих, сказал он. – Кирпичи оставь так, нам всё равно завтра их на место возвращать, а из такого убогого подвала никто ничего красть не станет. И, смотри мне, не отставай и не хнычь, иначе точно брошу.
Отвернувшись, парень быстрыми шагами двинулся туда, куда намеревался пойти изначально, а я, зачем-то кивнув, поспешил за ним, продолжая вытирать рукавом всё ещё мокрые щёки. Всё тело болело от каждого шага, но я продолжал
– А как тебя зовут? – спросил его, когда мы остановились для того, чтобы он смог перевязать шнурок на своих поношенных кроссовках.
– Зачем тебе? – настороженно спросил тот, исподлобья взглянув на меня.
– Я хочу знать, кого благодарю, - с важным видом изрёк я, скрестив руки на груди.
Это позабавило моего спасителя, так как он ухмыльнулся и, встав на ноги, уже более добродушно произнёс:
– Коди. Ненавижу это имечко, но уж какое есть, - после этого он тут же пошёл дальше, а я опять принялся бежать за ним.
– Почему ненавидишь? – задал я самый, что ни есть, глупый вопрос, но мне хотелось говорить.
В то время я был довольно скованным ребёнком, оттого, хоть и вечно находился в компании, терялся на фоне остальных. Даже той зимой, когда все мои одноклассники играли в снежки после школы, я не мог оставаться с ними, так как либо получал синяки от того, что они, не замечая меня, то и дело попадали мне по лицу, либо и вовсе оставался незамеченным. И тогда мне казалось, что я никогда не смогу стать членом ни одной компании, не говоря уже о том, чтобы быть лидером. Поэтому общение с Коди доставляло мне удовольствие, хоть он и был довольно резок, а если учесть, что он был ещё и старше меня, то и самооценку поднимало.
– Оно какое-то слишком… милое, - сказал он через какое-то время. – Не знаю, почему моя покойная мамочка захотела так меня назвать, но сейчас я действительно ненавижу это имя. Нет, ты прикинь: мне шестнадцать, а меня с персонажем мультика сравнивают!
В этот самый момент мы проходили под фонарём, так что я смог посмотреть на лицо парня, заметив, что он совсем по-детски сморщился, произнося это. В этот самый момент удалось разглядеть некоторые черты его лица - широкие скулы, орлиный нос, тонкие губы, а также синяк на резко выступающем вперёд подбородке, который даже в полутьме не заметить было невозможно. Я ещё тогда подумал, что он выглядит замученным, кто же знал, что его ситуация была куда как хуже моей?
– Мы пришли, - сказал Коди, остановившись возле четырёхэтажного заброшенного дома, который раньше был общежитием, а с начала двадцать первого века просто стоял, занимая место. – Здесь я частенько ночую, когда от батьки сбегаю. Думаю, и тебе местечко найдётся. Идём.
Он спокойно зашёл внутрь. Так как дверь кто-то выбил, как позже мне рассказал мой новый знакомый, туда мог прокрасться любой, но кроме нас там никого не было. Мы поднялись на последний этаж, после чего прошли прямо по коридору в последнюю комнату, в которой оказалась кровать и много другой мебели. Если бы не пыль, из-за которой я даже чихать начал, стоило оказаться внутри, я бы ни за что не поверил, что это помещение заброшено, так как, в отличие от других комнат, оно казалось ухоженным, да и мебели там было куда больше.