Миссия невыполнима, или Never a laughing girl

Корчажкин Лев

– Le notizie fanno impressione e gli eventi hanno conseguenze. По-нашему: новости производят впечатление, а события имеют последствия, – пояснил кот Василий. – Приведу интересный пример, о котором многие знают, но который мало кто осмысляет: в семьдесят девятом году уже нашей эры, заметьте – нашей! – в Италии в одном неплохом городке тоже все на рынке обсуждали, мол, закурился Везувий, признаки жизни подает. Поговорили, посудачили, поохали, поахали, с этим и спать легли. А он как вздрогнет! Ни Помпеи, ни Геркуланума! И море отступило! Где теперь те впечатлительные

граждане? В музеях. Так прожарились, что и реконструкции не поддаются.

– А на картинках потом другие подзаработали, – въедливо добавил старичок Прохор, – малевали в количествах, не меньших, чем лютики-ромашки, или девочек с фруктами. Так вот и июль четырнадцатого, и ноябрь семнадцатого проспали, и сентябрь тридцать девятого, и июнь… Что и говорить, любят людишки поспать! Наболтаются за день, на картинки насмотрятся, и – баюшки-баю.

– Кто рано встает, тому… – проговорила Марья Моревна, но не закончила фразу, так как Джон наконец-то нашел в лупоглазе, что искал, и поднял курчавую голову, приглашая всех послушать.

– … тому лучше видно и слышно, – закончил за Марью Моревну кот Василий и дернул когтями Джона за штанину, – начинай!

– Я не подряд буду читать, – сказал Джон. – Тут в основном все об одном и том же, только чуть разными словами. Поэтому я по пунктам, как понял.

– Правильно, – похвалил старичок Прохор. – Давай по пунктам, как в инструкции к дистиллятору.

– Первый пункт, – начал Джон. – Старшая дочь Кощея выйдет и покажется людям.

– Ага, – воскликнул старичок Прохор, – эта та самая тихоня, которой когда паспорт выдали, то сразу налоги подняли!

– Подняли, – подтвердил кот Василий. – Чуть-чуть, но было. Она же донорские пункты стала развивать, чтобы нашими лейкоцитами опрыскивать планеты с враждебными микроорганизмами, а эритроцитами обогащать тамошнюю атмосферу и океаны. У нас на берегу Темного озера до сих пор избушка пустая стоит, где пункт устраивали. Там юные кентаврята дождь пережидают, когда на ярмарки глубинного народа приходят. Глубинные ребятишки любят на лошадках кататься, а на таких, кто по-человечески говорит, тем более. И ребятишкам радость, и кентаврятам сладости перепадают. А в избушке до сих пор дух лекарственный, потому комаров и слепней нет.

– А почему она пустая? – испуганно спросил Петька. – Туда же по накладной много оборудования сгрузили. Баки, колбочки всякие, пробирки, шприцы. Сепараторов два, перегонный куб один. Мебель всякая. Я расписывался и замок повесил.

– Замок до сих пор висит – на одной петле, – ответил старичок Прохор. – Только разве замком кого удержишь. Там и Яга прибиралась, ей для всяких снадобий пробирки, колбочки, шприцы очень нужны. Сепараторы тоже вещь нужная, у Морозовых коросилов-то сколько. А перегонного куба не было. Точно не было, – старичок Прохор наморщил лоб. – Ты хоть скажи, в каком углу он стоял. Справа от окна, что ли?

– Плохо! – вздохнул Батя.

– Что плохо? – спросила Марья Моревна и снова заглянула в стакан Бати. – Дай я тебе чаю подолью!

– А то плохо, что

ярмарки два раза в год, а остальное время пустует избушка. Сходили бы вы с Иваном, да посмотрели, может, сгодится на что. Рыбалка на Темном озере хорошая, так лодку бы на зиму убирали.

– Сходим, – согласился Джон, и покраснел так густо, что из темно-коричневого стал почти черным. – Только там рыба, говорят, слишком умная. Она мимо школ глубинного народа плавает, потом на крючки насмешливо поглядывает и мимо проплывает. И еще, говорят, ее там глубинный народ вместо птиц подкармливает. Вот, как мы синиц и снегирей зимой.

– Ладно привирать-то! Придумал – рыбы в школу ходют! Насмешил! – хихикнул старичок Прохор. – Скажи честно, что русалок на Темном озере нет, вот тебе и неинтересно.

Потом перестал смеяться и повернулся к Бате:

– А за избушкой следят. Кентавры каждый год полы перестилают. Их молодежь на отдыхе топчется, играется, полы проламывает, старшие потом исправляют. С этим полный порядок. Кентавры хоть и себе на уме, но честь соблюдают. И шишки мои не трогают. У меня там под навесом шишки можжевеловые выдерживаются. Я их потом перемалываю, а какие и целиком в эликсиры идут…

– Дальше будете слушать? – прервал старичка Прохора кот Василий, – что с пунктом два?

– Пункт два, – продолжил Джон. – Названо имя кощеевой дочки.

– Неужто? – удивился старичок Прохор. – Это же государственная тайна! От всех скрывали, чтобы всякие ушлые персонажи вниманием небескорыстным не досаждали. А тут и на люди, и имя! Неспроста это все – покровы с государственных тайн снимать.

– Театр, – задумчиво пробормотал Василий. – Настоящий театр. Сидят зрители в зале, шушукаются, покашливают, ничего толком не знают. Но вот поднимается занавес, и хитроумный сюжет постепенно проясняется, и в наконец на зрителей обрушивается неожиданный финал. Зрители аплодируют, кричат «бис». Потные артисты неоднократно выходят на поклон. Кассир, довольно потирая руки, докладывает директору о барышах…

– Василий, что ты там себе под нос болтаешь? – окликнула кота Марья Моревна, – тебе чай в молоко наливать, или без чая хочешь.

– Без чая, но с сахаром, – ответил Василий. – А разговариваю я так, сам с собой, мысли всякие приходят, ассоциации. Дед мой в театре одно время проживал, рассказывал. А тут Прохор про покровы обмолвился, а где покровы, там и занавес. Но это к делу не относится. Джон, так как дочку зовут?

– Странное имя, я такого ни разу не встречал – ни у людей, ни у русалок.

– Так она, может, и не человек, и не русалка. Она же кощеева дочь, какое захочет, такое имя и выпросит, папашка не откажет, – Прохор пододвинулся поближе и даже приложил ладонь к уху. – Так как дочку зовут?

– Странные, все-таки, родители, – продолжал размышлять, как бы не слыша вопросов, Джон. – Мне бабушка говорила, что в имени человека – его и характер, и судьба. Эх, так девочку обидеть! Детства лишить. Не ребенок, наверное рос, а сундучок с комплексами. Потому, наверное, и прятали.