Мистер Монстр
Шрифт:
— А какой у нас выбор? — возмутилась Мелинда. — Ты хочешь, чтобы он запытал тебя до смерти, как остальных?
— Я хочу дождаться подходящего момента, — ответила Радха. — Я здесь год провела, Мелинда… целый год, черт побери. Я знаю, как он думает, и знаю, что я делаю. Иногда он берет меня наверх, чтобы я приготовила еду. Он доверяет мне. Настанет день, и он доверится настолько, что у меня появится шанс. И тогда я всех нас отсюда вытащу. Но пока мы ничего не должны предпринимать, иначе потеряем все!
— А что будет происходить до того дня? — осведомилась
Они слишком разозлились — он это почувствует и может что-то заподозрить.
— Тише, — попросил я. — А то он придет сюда.
— Он нас не слышит, — сказала Радха.
— Но чувствует. Разве вы не знаете?
— Вы это уже говорили, — напомнила Карли. — Что вы имеете в виду?
— Форман — он как… эмоциональный вакуум. Все, что чувствуете вы, чувствует и он. Вот почему он так пугается, когда пугаетесь вы. И вот почему он всегда в курсе, что здесь происходит.
— Вы сумеете его убить, если я вас выпущу? — спросила Мелинда.
Я задумался:
— Не знаю. Если только он не сильнее, чем мы думаем… возможно, кроме эмоциональной восприимчивости, он наделен и какой-то другой силой. Клыками и когтями, например.
Шестеренки крутились в моем мозгу, соединяя разные идеи, и постепенно у меня родился план.
— Но, полагаю, мы способны застать его врасплох.
— Как? — спросила Джесс.
— Вы действительно можете меня вызволить?
— Я со своего места почти дотягиваюсь до бочек, — сказала Мелинда, и я услышал, как загремела по полу цепь. — Если мне удастся сдвинуть одну из них, вы поднимете доску.
Этого будет достаточно. Я смогу выбраться, спрятаться и ждать, когда он вернется. Но если он почувствует что-то необычное: надежду, возбуждение, предвкушение, то поймет — мы что-то задумали. Я, наверное, сумею замаскировать собственные эмоции, но то же самое придется сделать и женщинам.
— Вы должны думать о своих семьях. О том, как скучаете без них, как давно их не видели, — о чем угодно, что вызывает у вас грусть. Я знаю, это звучит ужасно, но вам необходимо быть грустными. Не обращайте внимания на меня, на Мелинду, старайтесь грустить изо всех сил.
— Но что собираетесь делать вы? — спросила Джесс.
— Сначала грусть. Доверьтесь мне.
Молчание.
— Пожалуйста, — взмолился я.
Пауза затянулась.
— Мы согласны, — ответила наконец Радха. — Но когда он станет допытываться, я выложу ему все. Я не хочу рисковать тем доверием, которое завоевала.
— Отлично. Мелинда, начинайте, только не думайте о том, что делаете. Грустите.
Я снова услышал, как она загремела цепью, и надо мной раздался какой-то звук: легкое постукивание, тихое царапанье, шарканье, потом едва слышный скрежет, с которым бочка поползла по доске. Не далеко, но она все же сдвинулась.
«Ничего не получится, — говорил я себе, стараясь прогнать надежду. — Я никогда больше не увижу семью. Я никогда больше не увижу Брук. Она вырастет, станет работать на лесопилке, выйдет
Я почувствовал, как во мне нарастает злость, и постарался усмирить ее.
«Она не выйдет за Роба, она умрет молодой: ее собьет машина в каком-нибудь нелепом дорожном происшествии. Юная и невинная, она будет лежать на шоссе».
Бочка надо мной снова шевельнулась.
«Лорен тоже умрет. И Маргарет. Но не мама, она будет жить долго-долго и доживет в одиночестве до глубокой старости. Возможно даже, что две другие умрут рано по ее вине, и она будет вечно корить себя».
Я остановился. Ничего не получалось. Мысли должны были пробудить во мне грусть, но я не чувствовал ее. Почему?
Потому что несчастья, происходящие с другими, меня не трогают. Я социопат.
Я услышал, как заплакала одна из девушек, но не мог сказать какая. Далеко ли мы продвинулись? Сколько у нас осталось времени? Бочка еще шевельнулась, а через мгновение сквозь щель между досками хлынул свет. Эта щель тянулась на всю длину доски, и перемещения бочки тут были ни при чем. Кто-то включил лампочку.
Пришел Форман.
— Ах, как интересно, — сказал он.
Сказал так тихо, что я почти не расслышал. Он находился довольно далеко, но его голос постепенно становился громче, и я понял, что он спускается по лестнице.
— Дом, полный испуганных, сердитых, отчаявшихся людей, внезапно погружается в печаль, глубочайшую подавленность. Чуть ли не по команде. Вы думали, я не замечу?
Женщины молчали.
— А теперь я вижу, что кто-то пытался открыть яму.
Голос звучал гораздо громче.
— А вам известно, как мне помнится, что открывать яму нельзя?
Молчание.
— Я делаю вывод, что если кто-то из вас подходил к яме, то хочет там оказаться? Прошу, позвольте мне помочь.
Я услышал сильный грохот наверху. Своротив бочки, Форман откинул доски. Яму залил свет, ослепив меня, и я зажмурился.
— Вылезай, Джон, — сказал Форман. — Одна из игрушек согласилась занять твое место, к тому же она явно хочет немного повеселиться.
Я заставил себя открыть глаза и увидел, что он стоит у стены, держа в руках длинный шнур с оторванной вилкой. Два оголенных на три-четыре дюйма провода усиками торчали в разные стороны. Он соединил их, и они заискрили.
— Вы уже знаете, как забавно выходит, когда эти проводки касаются ваших цепей, — объявил он, повернувшись к женщинам. — А теперь представьте, как это будет смешно в воде.
Я медленно выпрямился, ноги болели и не гнулись.
— Мне всего-то интересно, кто из вас пытался открыть яму.
Форман замер в ожидании, а спустя несколько секунд снова замкнул провода, рассыпав искры.
— Так кто?
Я посмотрел на Радху. Все смотрели на нее. Она нас предупреждала, и теперь пришло ее время выполнить обещание. Ей представился шанс втереться в еще большее доверие к Форману. Неглупый ход. Более длинный путь, но в конечном счете она сможет освободиться.