"Мистер Рипли" + Отдельные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
– Зайдем сюда? – указал он на кофейный бар. Голос был вполне вежливым.
– Хорошо, – с готовностью согласился Том. В баре было не так уж много народу, но найти отдельный столик в укромном месте, где их никто не слышал бы, оказалось нелегко. Неужели Мак-Карон выбрал это место для того, чтобы загнать его в угол, выкладывая на стол один факт за другим? Он сел на стул, предложенный Мак-Кароном. Сам сыщик сел спиной к стене.
Подошел официант:
– Что угодно, синьоры?
– Кофе, – сказал Мак-Карон.
– Капуччино, – заказал Том. – А вы будете капуччино или эспрессо?
–
– Да.
– Тогда я выпью капуччино.
Том заказал кофе.
Мак-Карон взглянул на Тома. Его маленький рот кривился в улыбке. Том тут же представил себе несколько возможных вариантов начала разговора. “Это вы убили Ричарда? История с кольцами – явный перебор, не так ли?” Или: “Расскажите мне подробно историю, связанную с той лодкой в Сан-Ремо, мистер Рипли”. Или просто и спокойно, подводя разговор к самому главному: “Где вы были пятнадцатого февраля, когда Ричард сошел с теплохода… в Неаполе? Хорошо, а где вы тогда жили? А где вы жили, скажем, в январе?.. Вы можете это доказать?”
А между тем Мак-Карон молчал и со слабой улыбкой разглядывал свои пухлые руки. Как будто для него было до смешного просто распутать весь этот клубок событий и сейчас он только силится облечь свои мысли в слова.
За соседним столиком четверо итальянцев оживленно беседовали, то и дело перебивая друг друга. Время от времени раздавались взрывы хохота. Тому очень хотелось уйти куда-нибудь подальше, но он сидел не шевелясь.
Том напрягся, ощутив, что его тело стало крепким, как железо, и теперь он в состоянии бросить вызов. Он услышал свой невероятно спокойный голос:
– Когда были проездом в Риме, вы успели встретиться с лейтенантом Роверини?
И, спрашивая, вдруг неожиданно для себя осознал, что его вопрос не пустой. Ведь таким образом он выясняет, знает ли американец об истории с лодкой в Сан-Ремо.
– Нет, не успел. Я узнал, что мистер Гринлиф будет в Риме сегодня, но я приехал в Рим так рано, что решил тут же лететь сюда, чтобы не терять времени и застать его здесь, а также поговорить с вами. – Тут Мак-Карон углубился в бумаги. – Скажите, а что представляет собой Ричард в чисто человеческом плане? Как бы вы могли охарактеризовать его как личность?
Неужели Мак-Карон собирается действовать именно таким образом? Попытается найти какие-то зацепки в словах, которыми Том постарается описать Дикки? Или ему и впрямь нужно объективное мнение, которого он не смог получить у родителей Дикки?
– Он хотел быть художником, но понимал, что очень хорошим художником не сможет стать никогда, – начал Том. – Он старался вести себя так, будто его это вовсе не волнует и что он совершенно счастлив, живя в Европе и ведя тот образ жизни, который его устраивал. – Том облизнул губы. – Мне кажется, эта жизнь постепенно начала ему приедаться. Вы, вероятно, знаете, что и отец не одобрял его образа жизни. Кроме того, его отношения с Мардж также зашли в тупик.
– Что вы имеете в виду?
– Мардж была влюблена в него, а он в нее – нет. В то же время они в Монджибелло постоянно виделись, и она надеялась… – Том почувствовал более твердую почву под ногами, но сделал вид, будто с трудом подбирает слова. – Он, собственно, никогда не обсуждал это со мной. О Мардж всегда говорил с восхищением. Относился к ней очень хорошо, но всем, да и ей самой, было ясно, что он никогда на ней не женится. Однако Мардж не сдавалась. Думаю, что это было основной причиной, по которой Дикки покинул Монджибелло.
Мак-Карон слушал Тома внимательно и сочувственно.
– Что вы имеете в виду, говоря, что Мардж не сдавалась? Как она, собственно, действовала?
Том подождал, пока официант расставил перед ними дымящиеся чашки капуччино и положил под сахарницу счет.
– Она продолжала писать ему, просила о встрече, хотя конечно же, я убежден, делала это очень тактично, давая возможность побыть одному, раз ему этого хотелось. Он рассказал мне обо всем этом во время нашей встречи в Риме. Сказал, что после смерти Майлза у него совершенно пропало желание видеть Мардж, и он боялся, что она, услышав о начавшихся у него неприятностях, надумает приехать из Монджибелло в Рим.
– Как вы думаете, а почему, собственно говоря, он так нервничал после убийства? – Мак-Карон отхлебнул кофе, поморщился, ощутив горечь, и принялся мешать его ложечкой.
Том объяснил. Они были очень хорошими друзьями, а Фредди убили через несколько часов после того, как он ушел от Дикки.
– Как вы думаете, Ричард мог убить Фредди?
– Нет, не мог.
– Почему?
– Потому что у него не было на это никакой причины. По крайней мере, известной мне.
– Обычно в таких случаях люди говорят: потому, что тот-то и тот-то не способен убить. Том заколебался:
– Неужели? Не знаю. Я, собственно, никогда не задумывался над тем, какие именно люди способны на убийство. Один раз мне довелось видеть его очень рассерженным…
– Когда?
Том рассказал о тех двух днях в Риме, когда Дикки был одновременно раздражен и удручен из-за допроса в полиции, после чего съехал с квартиры, дабы не отвечать на звонки знакомых и незнакомых людей. Том связывал это с ухудшением общего душевного состояния. У него как раз была полоса творческих неудач. Он обрисовал Дикки как упрямого молодого человека. Его содержит отец, и потому приходится считаться с его желаниями. По словам Тома, Дикки сумасброд, способный проявить щедрость по отношению как к знакомым, так и к незнакомым людям, человек, весьма изменчивый в настроениях: то очень общительный, то угрюмый, жаждущий уединения. Том закончил тираду утверждением, что Дикки – весьма заурядный молодой человек, которому очень хотелось быть необыкновенным.
– Если он и вправду покончил с собой, это могло произойти потому, что он знал свой основной недостаток: несоответствие собственных возможностей и претензий. Для меня гораздо проще представить его самоубийцей, нежели убийцей, – заключил Том.
– Но я отнюдь не уверен, что он убил Фредди Майлза. А у вас какое мнение на этот счет?
Том не сомневался: Мак-Карон ведет себя по отношению к нему совершенно искренне, ожидает, что Том начнет защищать Дикки – ведь они были близкими друзьями. Страх начал понемногу отступать, хотя и очень медленно, будто внутри Тома начал таять лед.