Мистер Рипли под землей

Хайсмит Патриция

Здесь же имелись стеклянные витрины, заполненные нотными рукописями и оперными программками. Том заглянул в первый, главный зал музея, но Бернарда там не было — по-видимому, он поднялся этажом выше, где, помнил Том, находились жилые комнаты семьи композитора. Он тоже проследовал на второй этаж.

Бернард стоял склонившись над клавикордами Моцарта. Стеклянный колпак оберегал клавиатуру от тех, кому вздумалось бы нажать на клавишу. Интересно, сколько раз Бернард уже стоял здесь вот так?

По залам музея бродило человек пять-шесть, не больше — по крайней мере, на этом этаже, — так что надо было соблюдать осторожность. Один раз Бернард едва не заметил Тома, и ему пришлось выскочить в соседний зал. Том полагал, что наблюдает за Бернардом в первую очередь

для того, чтобы понять его умонастроение. А может быть — Том старался быть честным с самим собой, — его просто забавляло исподтишка наблюдать за своим знакомым, переживающим душевный разлад?

Бернард опять вышел на лестницу и поднялся на самый верхний этаж. Том проследовал за ним. Здесь тоже имелись стеклянные витрины. (В зале с клавикордами было место, где когда-то стояла колыбель Моцарта, — об этом говорила табличка в углу. Жаль, что они не поставили там хотя бы копию.) Лестница была огорожена ажурными металлическими перилами. В стене тут и там были проделаны окна, и Том, всегда относившийся к Моцарту с пиететом, гадал, в какое из этих окон любили выглядывать родные композитора. Наверняка не в это, где взгляд утыкался в карниз соседнего здания. Миниатюрные макеты декораций к операм “Идоменей” ad infinitum [76] и “Все они таковы” были неинтересны и выполнены довольно топорно, но Бернард внимательно рассмотрел их.

76

Здесь: неизменный (лат.).

Неожиданно Бернард повернул голову в сторону Тома. Том застыл на месте. Какой-то миг они остолбенело смотрели друг на друга. Затем Том сделал шаг назад и скрылся за углом, в соседнем зале. Он перевел дух. Момент был довольно любопытный, потому что на лице Бернарда…

Не осмеливаясь больше задерживаться, Том сбежал вниз по лестнице. Только оказавшись на открытом воздухе, на людной Гетрайдегассе, он почувствовал, что приходит в себя. Он направился по короткой прямой улочке к реке. Будет ли Бернард его преследовать? Том втянул голову в плечи и ускорил шаги.

На лице Бернарда было написано крайнее изумление и, какую-то долю секунды, страх — как будто он увидел привидение.

И тут Том понял, что Бернард именно так и подумал: перед ним привидение. Призрак Тома Рипли, которого он убил.

Том резко развернулся и пошел обратно к музею. Ему пришло в голову, что Бернард может спешно покинуть город, и в таком случае Том должен знать, куда он поедет. Если он сейчас встретит Бернарда на улице — может быть, окликнуть его? Том подождал несколько минут против входа в музей. Когда Бернард не появился, он направился к гостинице, в которой тот остановился. По пути Бернард ему не встретился, но на Линцергассе он его увидел: Бернард торопливо шел по другой стороне улицы в сторону гостиницы и, дойдя до нее, исчез за дверьми. Том прождал почти полчаса, затем решил, что в ближайшее время Бернард не собирается выходить. А может быть, ему даже хотелось, чтобы Бернард улизнул от него, — Том уже и сам не знал. Точно он знал только одно: ему хочется кофе. Он зашел в бар одного из отелей, где подавали кофе. В баре он принял решение и, выйдя на улицу, опять пошел к гостинице Бернарда. Он решил попросить портье сообщить герру Тафтсу, что Том Рипли ждет его внизу.

Но оказалось, что он не может перешагнуть порог этого скромного, невзрачного заведения. Поднявшись по ступенькам, он постоял перед дверью и спустился обратно на тротуар, почувствовав на мгновение, что у него кружится голова. Это просто нерешительность, и больше ничего, сказал он себе. Тем не менее он вернулся на другой берег реки, в свой “Гольденер Хирш”. В комфортабельном холле привратник в серо-зеленой ливрее тотчас же вручил ему его ключ. Том поднялся на автоматическом лифте к себе на третий этаж. Сняв свой жуткий плащ, он вытащил из карманов все, что там было, — сигареты, спички, смесь австрийских и французских монет. Французские он отобрал и ссыпал

в верхний кармашек чемодана. Затем разделся и повалился в постель. Он и не думал, что так устал.

Когда он проснулся, было уже два часа, ярко светило солнце. Том вышел прогуляться. Он больше не искал Бернарда, а просто ходил по городу, как обычный турист, — вернее, не совсем как турист: у него не было никакой цели. Что все-таки Бернард делает в Зальцбурге? Как долго он собирается здесь пробыть? Том чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Хотелось что-нибудь сделать, но он не знал, что. Подойти к Бернарду и сказать ему, что Цинтия согласилась встретиться с ним? Попытаться убедить его? Но в чем?

С четырех до пяти часов Том был в подавленном настроении. Перед этим он выпил где-то кофе с ликером, а теперь находился на набережной в дальнем районе, расположенном вверх по течению реки, за Хоэнзальцбургом [77] , в старой части города. Он думал о том, как изменились Джефф, Эд, а теперь и Бернард с тех пор, как началась эта авантюра с Дерваттом. “Дерватт лимитед” вмешалась даже в жизнь Цинтии, сделала ее несчастной, и это казалось Тому более важным, чем судьба трех мужчин. Она могла бы выйти за Бернарда и уже растила бы детей. Хотя это в равной степени касалось и Бернарда, и Том не мог бы объяснить, почему он придавал жизненной неудаче Цинтии особое значение. А вот розовощекие Джефф и Эд преуспевали, внешне их жизнь изменилась к лучшему. Бернард же в свои тридцать три или тридцать четыре года был как выжатый лимон.

77

Верхний город, Верхний Зальцбург.

Том планировал пообедать в ресторане своего отеля, который считался лучшим в Зальцбурге, но сейчас он был не в том настроении, чтобы поглощать изысканные блюда в шикарной обстановке. Вместо этого он направился вверх по Гетрайдегассе, мимо площади Бюргершпиталъплатц (название он прочитал на указателе) и, пройдя через старые городские ворота Гштеттентор, оказался в узком переулке, где не могли бы разъехаться две машины. Рядом с воротами возвышалась темная громада горы Мёнхсберг. Следующая улочка была такой же узкой и темной. Где-то здесь был маленький ресторанчик, вспомнил Том. Он нашел даже два, на дверях которых были вывешены почти идентичные меню: обед за двадцать шесть шиллингов — суп, венский шницель с картошкой, салат, десерт. Том зашел во второй из них, где над входом перпендикулярно стене торчала вывеска в форме фонаря: “Кафе Айглер” или что-то вроде этого.

За одним из столиков две темнокожие официантки сидели вместе с посетителями мужского пола. Из автоматического проигрывателя доносилась музыка; свет был притушен. Интересно, что это — какой-то притон, публичный дом или просто дешевый ресторанчик? Том не успел сделать и одного шага, как увидел Бернарда, склонившегося над тарелкой супа в одной из кабинок. Том в нерешительности застыл на месте.

Бернард поднял голову и увидел его.

На этот раз Том был больше похож на себя — твидовый пиджак, шея обмотана шарфом, который Элоиза отстирала от крови в парижском отеле. Том уже был готов подойти к Бернарду и протянуть ему руку, улыбаясь, когда Бернард привстал с места с выражением крайнего ужаса на лице.

Обе толстухи-негритянки переводили взгляд с Бернарда на Тома. Одна из них поднялась с чисто африканской неторопливостью, очевидно, намереваясь спросить Бернарда, все ли с ним в порядке, потому что у него был такой вид, будто он проглотил нечто, от чего сейчас умрет на месте.

Бернард быстро помахал рукой, как бы отгоняя — кого? — официантку или его, Тома? Повернувшись, Том вышел из ресторана на улицу. Он засунул руки в карманы, пригнул голову — почти, как Бернард, — и направился через ворота Гштеттентор обратно, в более оживленную часть города. Может быть, он зря сбежал, и надо было подойти к Бернарду? — спрашивал себя Том. Но в тот момент он почувствовал, что если он сделает это, Бернард закричит.