Мистер Рипли под землей
Шрифт:
Элоиза искоса взглянула на него с лукавым выражением в глазах.
— Что такое правда и что неправда? — произнесла она философски. Это и в самом деле был философский вопрос, и Том предпочел оставить ответ на него философам.
— Давай поднимемся, и я докажу тебе, что был в Зальцбурге. — Взяв ее за руки, он поднял ее со стула.
В комнате Том показал ей подарки. Элоиза примерила зеленый жилет и голубой жакет. Все было ей впору.
— Ты купил новый чемодан! — сказала Элоиза, заглянув в шкаф.
— Да, но в нем нет ничего интересного, — сказал Том по-французски,
Том залез под душ, продолжая разговаривать с Элоизой.
— Так, значит, Бернард мертв? — спросила она.
Том был несказанно рад, что он дома, что он чувствует под ногами знакомую ванну. Он надел шелковую пижаму. Надо было объясниться с Элоизой, но он не знал, с чего начать. В это время опять зазвонил телефон.
— Если ты будешь внимательно слушать, то все поймешь, — сказал он.
— Алло? — раздался голос Джеффа.
Том выпрямился и произнес торжественным тоном:
— Алло, это Том. Я звоню, чтобы сообщить, что Дерватт умер… В Зальцбурге.
Джефф начал заикаться и мекать, как будто его телефон прослушивался. Том продолжал разыгрывать обыкновенного законопослушного гражданина:
— Я еще не сообщал полиции. О смерти… Об обстоятельствах, в которых это произошло, я не могу говорить по телефону.
— Ты… едешь в Лондон?
— Нет, не еду. Сообщи, пожалуйста, Уэбстеру, что я тебе звонил и что я ездил в Зальцбург искать Бернарда… Но в связи с Бернардом сейчас важно только одно: надо обязательно сходить к нему домой и уничтожить все следы Дерватта. Ты сможешь?
Джефф понял, что он имеет в виду. Они с Эдом были знакомы с консьержем и могли взять у него ключи от квартиры, сказав, что Бернард просил их переслать ему кое-что из вещей. Том надеялся, что им удастся вынести все наброски и, может быть, незаконченные картины, которые они найдут там.
— Обыщите квартиру как следует, — сказал Том. — Теперь о Дерватте. Он звонил несколько дней назад моей жене, и она сказала ему, что я в Зальцбурге.
— А зачем Дерватт…
Том понял, что Джефф хочет спросить, зачем Дерватт поехал в Зальцбург.
— Это неважно. Главное, скажи Уэбстеру, что я хотел бы увидеться с ним. У меня есть новости для него.
Том положил трубку и повернулся к Элоизе. Он неуверенно улыбнулся ей, не зная, как она восприняла все это. Но, в конце концов, он же справился с проблемой, разве не так?
— Каким образом, — спросила Элоиза по-английски, — Дерватт мог умереть в Зальцбурге, если он умер три года назад в Греции, как ты говорил мне?
— Понимаешь, дорогая, надо доказать, что он умер. Я проделал все это, чтобы сохранить добрую память о Филипе Дерватте.
— Но как можно похоронить человека, давно утопившегося?
— Оставь эти заботы мне. Я должен… — Он взглянул на свои часы, лежавшие на ночном столике. — Я должен кое-что сделать. Это займет полчаса, а потом я буду свободен и…
— Что сделать?
— Кое-какие мелочи. —
— А они не могут подождать до утра?
— Утром может явиться инспектор Уэбстер. Иди, дорогая. Ты не успеешь раздеться, как я уже буду с тобой. — Он поднял ее с кресла. Она не сопротивлялась — стало быть, не сердилась на него. — А что нового у Papa?
Элоиза разразилась целой тирадой на французском, смысл которой сводился к тому, что все новости Papa не идут ни в какое сравнение со смертью двух художников в Зальцбурге.
— Или одного? А может быть, вообще никто не умирал, cheri?
Том рассмеялся, видя, что Элоиза придает всему этому не больше значения, чем он сам. Она лишь притворялась примерной девочкой — в противном случае она не вышла бы за него замуж.
Когда Элоиза ушла к себе, Том достал из своего чемодана дневник и альбом Бернарда и аккуратно пристроил их на письменном столе. Еще в Зальцбурге он выкинул брюки и рубашки Бернарда в один из мусорных ящиков, а его рюкзак — в другой. Он скажет, что Бернард попросил его взять его вещи на время, пока он не подыщет какую-нибудь гостиницу. А когда Бернард так и не вернулся, Том оставил только то, что представляло ценность. Затем Том достал из шкатулки с запонками мексиканское кольцо, которое надевал в Лондоне, когда представлялся Дерваттом в первый раз. Босиком он торжественно отнес кольцо в столовую и положил его в камин среди еще не угаснувших угольков. Наверное, кольцо расплавится и станет шариком — мексиканское серебро было мягким, высокой пробы. Тогда Том положит его вместе с останками Бернарда — или Дерватта, — ведь что-то еще должно от него остаться. Надо будет подняться завтра пораньше, пока мадам Аннет не выгребет пепел из камина.
Элоиза курила в постели. Ее сигареты Тому не нравились, но нравилось вдыхать запах дыма, когда она курила. Выключив свет и крепко обняв Элоизу, Том вспомнил, что не сжег паспорт Роберта Маккея. О господи, ни минуты покоя.
25
Том высвободился из объятий спящей Элоизы, вытащив руку из-под ее шеи, осторожно повернул ее и поцеловал в грудь, после чего выбрался из постели. Элоиза проснулась лишь наполовину и, скорее всего, решила, что ему понадобилось в туалет. Том босиком прошел к себе в комнату и достал паспорт Маккея из кармана пиджака.
Он спустился на первый этаж. Часы возле телефона показывали без четверти семь. В камине был белый пепел, но он, несомненно, еще не остыл. Том поковырял в куче пепла прутиком в поисках кольца, в то же время пряча в руке зеленый паспорт на случай, если вдруг войдет мадам Аннет. Кольцо почернело и отчасти утратило свою форму, но не до конца, как он ожидал. Он положил его на плиту под очагом, помешал покрытые пеплом угольки и разорвал паспорт на несколько частей, после чего сжег его, подбрасывая спички для ускорения процесса. Затем он отнес кольцо в свою комнату и положил его в зальцбургский чемоданчик из свиной кожи вместе с находившейся там бесформенной черно-красной массой.