Мистер Уайлдер и я
Шрифт:
Пока мы ели и пили, фермер отправился за следующим сортом сыра.
— С вашего позволения… я хотел бы поговорить с вами на личные темы, да и ситуация располагает. — Билли промокнул губы носовым платком. — Ранее я не мог не заметить, что вы пребываете в несколько пессимистическом настроении. И подумал, не случилось ли чего плохого.
— Ну…
— То есть если вы расстроены из-за окончания съемок, так мы тоже не ликуем, но что поделаешь, всему приходит конец.
— Вы правы, я…
— Знаете, я очень рад,
— Разумеется. Я даже и не мечтала об этом.
Фермер принес другой сыр.
— Этот, — сообщил он, — тоже с фермы брата моей жены. Еще один «Бри де Мело», но его выдерживали четыре недели, поэтому он потверже и приправлен специей. Посмотрим, угадаете ли вы, что это за специя.
Намазав сыр на хлеб, Билли откусил кусочек. Долго жевал, уставившись в пространство. Затем он произнес:
— Горчица. Верно?
— Верно. Семена горчицы. Не много. Сдабривали очень осторожно. Наслаждайтесь, а я вас пока оставлю, пойду схожу за наилучшим сыром.
Пока он где-то ходил, а я ела и ела хлеб с сыром, запивая вином, не в силах поверить, что простейшие еда и напиток могут быть настолько вкусными. Билли продолжил расспросы.
— Тогда я предполагаю, что ваше плохое настроение связано с личной жизнью, так?
Я кивнула, проглотила горчичный сыр и ответила:
— Когда мы работали в Лефкаде, с нами был один парень. По имени Мэтью… Мы вроде бы подружились, а потом он уехал, и наши отношения остались… какими-то недоделанными… наверное, так это можно назвать.
— И что было дальше? — поторопил меня Билли, когда я снова потянулась к вину.
— В общем, в пятницу он объявился в Париже, в отеле, где мы все живем, — его мать работает гримером на картине, — и прошлым вечером мы вдвоем отправились в кино, в ресторан, а потом…
— А потом, надо полагать, довели дело до конца, — закончил за меня Билли.
Пилюли он мне не подсластил, высказался без обиняков, но я кивнула в ответ.
— А теперь он пропал?
— Все намного хуже. — И я рассказала Билли о письме, найденном мною в кармане штанов Мэтью, и как я почувствовала себя нагло использованной, обманутой. Поразительно, насколько легко было откровенничать с ним. Всем известно, что вино развязывает язык и дает волю словам. Но в данном случае не вино подвигло меня на исповедь. Думаю, это был сыр.
Кстати, о сыре, у нашего столика возник фермер с третьим и последним сортом на пробу. На сей раз сырная головка была не только крупнее двух предыдущих, но и покрытой тончайшей корочкой. Наклонившись вперед, Билли разглядывал сыр.
— И это?..
— Мой собственный сыр. Сделанный на этой самой ферме. Настоящий «Бри де Мо», сэр. Созревал он целых восемь недель. Молоко от наших собственных коров. Сыр выкладываем на солому, как повелось искони, а когда сыворотка стечет, солим, подсушиваем денька два и оставляем созревать в холодном подполе. В первую же неделю у него появляется кожица, которую, — добавил он, взглянув неодобрительно на мою тарелку, — необходимо съесть, мадемуазель. Она очень питательная. И на вкус хороша. В пору созревания головки сыра переворачивают вручную каждые несколько дней. Во всей Франции вы не отыщете сыра вкуснее, сэр. Помяните мое слово.
Билли взглянул на часы и спросил шофера:
— Сколько нам добираться до площадки?
— С полчаса, сэр.
— Отлично. Тогда нам лучше поскорее управиться с сыром.
— Сэр, — запротестовал фермер, — восемь недель уходит на изготовление этого сыра. С «Бри де Мо» нельзя спешить. Ни когда делаешь его, ни когда ешь.
Поразмыслив недолго, Билли кивнул в знак согласия, устроился на стуле поудобнее и потянулся за очередным куском хлеба.
— Вы совершенно справедливо заметили. Не найдется ли у вас еще немного вина?
— Конечно, сэр. Прошу, — фермер указал рукой на головку сыра, — угощайтесь. Нарезайте сами, а я мигом вернусь. — И побежал за второй бутылкой пино-нуар.
Аккуратно, очень аккуратно Билли отрезал от головки полоску сыра и переместил ее на мою тарелку. Сыр был маслянисто-желтым, почти жидким, от него исходил тончайший и тем не менее умопомрачительный аромат с грибной ноткой. Билли отрезал и себе сыра. Я отпилила нам по куску хлеба. Мы смотрели на тарелки с вожделением, глотая слюну.
— Приступим? — Билли взялся за нож.
Я схватилась за свой столовый прибор.
— Но сперва, — он вдруг резко повернул нож, тыча острием в меня, — позвольте кое-что добавить касательно истории, которую вы мне рассказали.
Я замерла.
— Письмо, что вы нашли в кармане парня. Я не считаю его неоспоримым доказательством.
— Нет? — Робкая надежда зашевелилась в моем сердце.
— Вы прочли, если я правильно понял, всего лишь слово «любимый» и фразу «жду не дождусь, когда мы снова увидимся».
— Так и было.
— Но стоит ли торопиться с выводами? «Жду не дождусь, когда мы снова увидимся» кто угодно мог написать и кому угодно.
— Пожалуй…
— А в Англии в определенных кругах все друг друга кличут «любимыми». За что надо сказать спасибо Ноэлу Кауарду[49], словечко подхвачено из его пьес. Но само по себе оно ничего не значит. Эти люди даже к мойщику окон обращаются «любимый».
Звучало правдоподобно, должна была я согласиться.
— Поэтому на вашем месте я бы рассмотрел иную версию: та женщина — просто приятельница. И только.