Мистицизм
Шрифт:
Обретение душой нового видения, как правило, случается неожиданно, и при этом она ясно осознает, что оно приходит извне, а не изнутри. В результате создается впечатление, что это переживание имеет сверхъестественную природу. Типичным примером в данном случае является, конечно, св. Павел — достаточно вспомнить о том, что его внезапно ослепил свет и он пережил экстаз, за которым последовало полное преображение жизни. Между тем, изучив свидетельства мистиков, которые оставили после себя подробные описания своего состояния до обращения, мы увидим, что это — внезапное на первый взгляд — переживание на самом деле является результатом долгого периода беспокойства, неопределенности и душевных потрясений. Глубинное естество человека ищет выход из темницы, и его пробуждение представляет собою удавшийся наконец побег из нее после многочисленных безуспешных попыток обрести свободу. Темперамент человека, его окружение, смутное, но неотступное ощущение присутствия сверхчувственной реальности, которую не удается найти и в то же время невозможно забыть, — все это «готовит» человека к обращению. [384]
384
"Подробно изучая жизни тех, кто пережил внезапное обращение, —
И вот после долгих лет созревания подсознательная интуиция достигает поверхности сознания, и глаза открываются новому свету — знаменательно, что реальное видение ослепительного сияния неизменно сопутствует духовному преображению. Когда оно случается, становится незначительным все, что было присуще прошлой жизни: бури и потрясения, неясные стремления и колебания. В лучах такого внезапного прозрения "все вещи кажутся сотворенными вновь". С этого переживания и начинается формирование мистического мировоззрения. Такого рода обращение имеет, по словам де Санктиса, три отличительные особенности: ощущение освобождения и победы, убежденность в близости Бога и чувство огромной любви к Нему. [385] Его можно описать как внезапное, сильное и радостное восприятие божественной природы вселенной, небесной красоты и блеска той жизни, которую внезапно обрела душа. "Внезапно моему внутреннему видению, — свидетельствует французская созерцательница Люси-Кристина, повествуя о начале своей мистической жизни, — открылись слова "Только Бог". Это переживание было одновременно Светом, Влечением и Силой. Свет показал мне, что в этом мире я могу принадлежать лишь Богу, и только тогда я по-настоящему поняла это. Влечение подчинило и усладило мое сердце. Сила же вдохнула в меня великую решимость и даровала возможность закончить начатое". [386]
385
Op. cit., p. 171.
386
"Journal Spirituel de Lucie-Christine", p. 11.
Приведу для сравнения несколько примеров подобных мистических обращений, цитируя, по мере возможности, подлинные свидетельства тех, кто прошел через это переживание, а если таких свидетельств не осталось, то ближайшие аутентичные пересказы. Рассматривая совокупность всех таких примеров, можно будет проследить присущие им общие черты, в которых явственно проступают и общие закономерности подобных переживаний.
Среди выбранных мною примеров первым по хронологии и, возможно, по значимости следует рассмотреть случай, происшедший с великим поэтом и бесконечно влюбленным в Абсолют созерцателем св. Франциском Ассизским. Поскольку св. Франциск прожил недолгую жизнь и написал очень мало, а вся его биография отличается простотой и ясностью, многие исследователи и не подозревают, что он был настоящим мистиком — возможно, единственным мистиком, который сумел превратить невыразительные и убогие обстоятельства своей чувственной жизни в совершенные выражения Реальности.
Обращению, которое произошло со св. Франциском в 1206 году, когда ему было двадцать четыре года, предшествовала длительная и упорная борьба между обыденной жизнью и настойчивым зовом духа. Говоря современным языком, его внутренний мир не был целостным. Это был способный юноша, исполненный жизненных сил, подлинный художник, наделенный тонким эстетическим вкусом. Его привлекали и воинская доблесть, и развлечения. Отдаваясь им без оглядки, он, как говорится в одном из жизнеописаний, "преступнейшим образом транжирил и безвозвратно терял свое время". [387] Между тем какая-то смутная неудовлетворенность преследовала его. Посреди веселья на него внезапно стали нападать приступы тоски — безуспешные попытки проявления трансцендентального сознания, все еще заключенного в темницу, но уже готового выйти на поверхность и полностью подчинить себе жизнь юноши. "Даже в неведении, — говорит все тот же Фома Целанский, — он двигался к совершенному знанию. Он любил прекрасное, потому что в душе был поэтом и музыкантом и инстинктивно избегал контактов с уродством и пороками. Но иногда в его характере давала о себе знать какая-то странная черта, и тогда он весь преображался. Он общался с нищими, ухаживал за прокаженными, проявляя при этом милосердие и кротость". [388]
387
Thomas of Celano, Legenda Prima, cap. I.
388
Thomas of Celano, Legenda Secunda, cap. V. Срв. с P.Sabatier, "Vie de S. Francois d'Assise", cap. II., где изложена более ортодоксальная версия.
Однажды, после нескольких лет, проведенных св. Франциском в состоянии, о котором его жизнеописание упоминает как о "попытках избежать Десницы Господней", он прогуливался в окрестностях Ассизы. "Оказавшись неподалеку от небольшой заброшенной церкви, — я опять цитирую "Вторую жизнь" Фомы Целанского, — ведомый Духом, он вошел внутрь, чтобы помолиться. Упав ниц перед распятием в искренней молитве, он был сражен необычным знамением; он вышел из церкви, осознавая себя совершенно другим человеком".
Это яркий пример первого этапа обращения. Борьба между двумя противоположными жизненными идеалами здесь достигает предела. Внезапный и несомненно «иррациональный» импульс, исходящий из глубин, достигает поверхности сознания и толкает человека к решительным действиям. Человек подчиняется этому импульсу, и в результате у него начинает быстро развиваться трансцендентальное чутье. Такое "необычное знамение" приводит к внезапному и неконтролируемому изменению сознания субъекта, так что он буквально обнаруживает себя "совершенно другим человеком". Он оказывается словно пробужденным от долгого сна. За этим следует кристаллизация нового, поначалу смутного постижения Реальности в форме видений и голосов, которые помогают понять мораль и непосредственно приложить истину к пробужденной душе. "И как только это озарение настигло его, изображение Иисуса Христа на распятии обратилось к нему и заговорило нарисованными устами. "Франциск, — сказал Христос, — пойди и восстанови дом Мой, ибо, как видишь, пришел он в упадок". И Франциск задрожал от удивления и благоговения перед этими словами. Он решил исполнить то, что от него требовалось, потому что чувствовал обязанность сделать это. Однако нам не подобает говорить о происшедшем, ибо он чувствовал, что изменения в нем произошли неизреченные…" Начиная с этого времени, он "не покладая рук трудится над восстановлением этой церкви. И хотя сказанные ему слова относились к восстановлению Божественной Церкви, за которую Христос заплатил Своей Кровью, он не спешил приниматься за эту высокую миссию, но, начиная с вещей плотских, двинулся в направлении духовных". [389]
389
Thomas of Celano. Legenda Secunda. cap. VI.
В один миг в глазах св. Франциска вся вселенная претерпела великое преображение. Сомнений и неопределенностей больше не было. И тогда он понял, что вместе с этим неописуемым озарением в его жизни произошел коренной перелом. Ни на секунду не усомнился он в необходимости следовать властному голосу, доносящемуся из высших областей реальности и требующему принесения в жертву мирских ценностей.
Сравним теперь переживание св. Франциска с опытом другого великого святого и мистика, который очень успешно сочетал активную жизнь и созерцание. Человек весьма религиозный с детства, Катерина Генуэзская была подготовлена к обращению долгими годами одиночества и тоски — результатом своего неудачного замужества. Подобно св. Франциску — хотя скорее в печали, чем в радости, — она находилась в бесконечных метаниях между миром, не приносившим ей успокоения, и религией, которая ей не помогала. В конце концов она погрузилась в состояние великой подавленности, испытывая отвращение к себе и ко всей своей жизни.
Ее освобождение также было внезапным. В 1474 году, когда ей было двадцать шесть лет, "в день после праздника св. Бенедикта, по примеру своей сестры, монахини, Катерина отправилась в монастырь, чтобы исповедаться тамошнему священнику. Однако, придя туда, она никак не могла решиться предстать перед ним. "Просто войди и представься, — сказала ей сестра, — и ты увидишь, что это по-настоящему религиозный человек". Священник этот был действительно очень набожным. Она вошла и, став перед ним на колени, вдруг ощутила, как сердце ее неожиданно сжалось от неизмеримой божественной Любви. И тут она с такой ясностью увидела убогость и ошибочность своей жизни, а также все величие доброты Бога, что чуть было не лишилась чувств. Ощущение этой бесконечной любви и своих прошлых заблуждений повергло ее в состояние полной отрешенности от суетных вещей мира сего. И тогда в порыве пылкой любви Катерина внутренне воскликнула: "Довольно суетного мира! Довольно греха!" Если бы в этот момент она обладала тысячей миров, она не задумываясь отвергла бы их все… Она вернулась домой облагороженная и глубоко тронутая той огромной божественной любовью, которая безмолвно низошла на нее. Осознание собственного ничтожества было настолько велико, что Катерина была сама не своя. Сдавленно стеная, она затворилась в самой уединенной комнате. И только тогда она обрела дар речи, но из ее уст вырвалось лишь: "О Возлюбленный! Может ли быть так, чтобы ты проявил ко мне великую любовь, и я в одно мгновенье поняла все то, что не в состоянии выразить целый мир?"; Вслед за осознанием Абсолюта Катерину посетило видение Христа, несущего Крест, которое еще больше усилило ее любовь и самоотверженность. "И снова вскричала она: "О Возлюбленный! Довольно грехов! Довольно грехов!" И тогда ее отвращение к себе стало невыносимым". [390]
390
"Vita е Dottrina di Santa Caterina de Geneva", cap. II.
О таких переживаниях фон Хюгель говорит: "Если доказательством реальности таких феноменов считать их частую повторяемость и огромное духовное значение и удовлетворение от них, то можно сказать, что вместе с Благой Вестью, которую душа этой печальной и усталой двадцатишестилетней женщины обрела в монастырской часовне, она пережила нечто по-настоящему реальное и важное". [391] Несомненно, что для св. Катерины, так же как и для св. Франциска, это происшествие стало началом абсолютно новой жизни. Изменились их интересы и полностью преобразилось все сознание. Она "в одно мгновение поняла то, что не в состоянии выразить целый мир". С души Катерины словно сняли великое бремя, причем так внезапно, что на его месте осталась рана. При обращении она впервые почувствовала Любовь, которой окутана наша жизнь, и тогда вся энергия и рвение ее целеустремленной натуры откликнулись на этот зов.
391
Von Hugel, "The Mystical Element of Religion", vol. II, p. 29.
Г-жа Гийон свое обращение в мистическую жизнь описывает в первой части своей «Автобиографии», в восьмой главе, которая носит весьма характерный подзаголовок: "Как святой Подвижник помог мне достичь невероятных результатов на пути поиска Бога в своем сердце". Интересно, что переживание это очень походит на историю св. Катерины. Оно тоже последовало за периодом душевных потрясений, которые были связаны с неудачным замужеством. Но неуравновешенному, рассеянному и сентиментальному темпераменту г-жи Гийон недоставало той чуткости и того благородства, того аристократизма в религиозном рвении, которые были присущи св. Катерине. К тому же непонятный и собственно внушающий омерзение интерес к отталкивающим проявлениям человеческой натуры, в которых есть основания заподозрить автора, бросает тень на описание ею процесса лично своего духовного развития. [392]
392
Из названия главы десятой «Автобиографии» г-жи Гийон явствует, что если не она сама, то по крайней мере ее редакторы отдавали себе отчет в схожести между переживаниями г-жи Гийон и св. Катерины Генуэзской. События их юности перекликаются и совпадают вплоть до мелких деталей, так что невольно закрадывается подозрение, что уже знание об этом сходстве и то удовлетворение, которое, очевидно, оно доставляло г-же Гийон, могли исказить ее воспоминания о собственном прошлом. Таким образом, мы имеем дело с любопытным и доселе не фиксировавшимся случаем "бессознательного духовного плагиата".