Мистификация (сборник)
Шрифт:
Аркадий осмотрел одну колючую ветку. Ни присосков, способных пить кровь, ни даже длинных шипов, пронзающих одежду и кожу, на ветке не было. Аркадий слегка кольнул свою руку — ни жжения, ни особенной боли. Колючка была как колючка — цеплялась и кололась, и только.
— Странные растения: мертвы и живы одновременно, — сказал Аркадий. — Нападают, чтобы помешать идти. Вроде бы хищники, но ран не наносят. Если бы я не знал, что хавроны сами их побаиваются, я бы решил, что они служат хавронам: задерживают нас, чтобы преследователи догнали.
Ланна приложил свою голову к голове Саланы, лежавшей на руках Аркадия. Они безмолвно
— Положение плохое, но не отчаянное, Ланна. Ты преждевременно оплакиваешь Салану. Если дойдем до рангунов, может, удастся ее спасти. Они враги, но ведь не палачи.
Аркадий теперь выбирал такой путь, чтобы не только клонящиеся сухие кроны не могли схватить их, но чтобы и кустарник не опутывал ноги. А Ланна спотыкался на ровных местах, падал, еле поднимался. После второго его падения Аркадий воротился назад, чтобы подать руку. Поставив дилона перед собой — Салану он держал другой рукой, — Аркадий встряхнул дилона:
— Ланна, ты двигаешься, как во сне. Вот уж не думал, что на дилонов способна напасть сонная одурь!
— Дилоны не спят, — невнятно протелепатировал Ланна. — Мы не знаем одури. Я очень устал, иновременник.
Обе Гаруны освещали Ланну. Юный Различник недавно показался Аркадию почти равным по возрасту Отцам Старейшинам. Но он не просто казался старцем, он стал стариком. На Аркадия глядело незнакомое существо — морщинистое собаковидное лицо с глубоко запавшими щеками, тусклые глаза, одеревеневшая шея, одеревеневшие руки, ноги, не гнущиеся от бессилия…
— Хорошо, — сказал Аркадий, — значит, долгий отдых! Отдых на всю ночь, хоть ночи здесь не бывает: два солнца не сходят с неба.
Он выбрал для отдыха прогалину среди рослых стволов с мощными кронами, на ветвях еще сохранились высохшие листья. Прежде чем положить Салану на почву, Аркадий прикинул, не смогут ли опустившиеся ветви накрыть его и дилонов. Кроны, как бы низко ни падали, достать беглецов не могли. Аркадий помог дилону улечься рядом с Саланой и сам лег.
Сон не шел, Аркадий разбирался в ситуации. Хавронов теперь можно не страшиться. Если в обтягивающем тело костюме хронавта так цепляет когтистое сучье, то лохматым в эту чащу не пролезть. Но что за отдаленный шум? Шума не должно быть в мертвом лесу. Всю долгую дорогу от пещеры до последнего привала томила тишина. Над мертвыми полями, недвижными озерами, окостеневшими лесами — всюду стояло каменное безмолвие. Кто-то из древних сказал: «Тишина, ты лучшее из всего, что слышал». Тот древний поэт слушал тишину отдыхающей жизни — временное успокоение от деятельности. А здесь каменело безмолвие небытия, безгласие абсолютной недвижимости. И вот в лесу, остающемся окостенелым, пробудился шум — мертвый шум мертвого леса! К чему бы это?
Шум шел из той части леса, куда лежал путь беглецов. Вокруг было безмолвие, шум накатывался издалека. Аркадий вдруг увидел, что кроны деревьев, обступивших прогалину, зашевелились. Ветви и раньше опускались, пытаясь схватить беглецов, странность и дикость — такая подвижность у омертвелых растений. Но что было, то было, повторение может раздражать, но не удивлять, удивляет неожиданное. Всматриваясь в задвигавшиеся кроны деревьев и убеждая себя ничему не удивляться, Аркадий удивился. Движение в окостеневших кронах не было повторением известного. В воздухе не чувствовалось и легкого дуновения, воздух был такой же каменно застывший, как и все в этом закаменелом мире. А кроны заметались, как от урагана. И заголосили! Тот шум, что слышался издалека, теперь гремел вокруг. Ветки со свистом полосовали неподвижный воздух. Не внешняя буря, а какой-то внутренний ураган, вырвавшийся из стволов наружу, бешено взметал кроны.
А вскоре Аркадий увидел, что два ближайших дерева стали изгибаться одно к другому, их кроны смешались. Аркадий вскрикнул. Деревья дрались! Ветви одного хватали ветви другого, скручивали и ломали их, осатанело вырывали из стволов. На Аркадия посыпались сучья, превращенная в пыль кора, остатки листьев, еще сохранявшиеся на ветках. Аркадий окликнул дилона, Ланна приподнялся. И он, и Салана глядели с испугом на битву деревьев. Самоуверенность покинула дилона, он уже не верил, что все тайны мира сможет раскрыть достаточно глубоким размышлением. Аркадий прочитал в его запавших глазах немой вопрос.
— Не знаю, — сказал Аркадий. — Наверно, то безумие, которого страшились хавроны. Пока нам это не грозит бедой. Но не уверен, что без беды обойдется.
Теперь весь лес представлял собой арену злого сражения. Куда Аркадий ни оборачивался, дерево схватывалось с деревом. Стволы хищно гнулись, кроны схлестывались с кронами, стволы выпрямлялись, отдирая ухваченную крону соседа. Появился ветер от бешеного метания ветвей. Уши оглушали свист и грохот, визг раздираемого сухого корья, треск и глухое уханье стволов, тонкие всхлипы рвущихся веток, почти живоголосый вопль.
Аркадий старался не шевельнуться на прогалинке, чтобы не попасть под удары свирепо мотающихся ветвей. И если недавно его только безмерно удивил бредовый пейзаж сражающегося леса, то сейчас все оттеснил страх за себя и дилонов. Он выбрал это место потому, что сюда не смогли бы достать ветви соседних деревьев, как бы ни склонялись. Но и стволы в этом проклятом лесу могут гнуться! Если они, прекратив взаимное сражение, станут сгибаться к беглецам, их кроны перекроют всех троих чудовищной сетью — и выбраться будет некуда.
— Слушай меня, Ланна, — сказал Аркадий. — Взбесившиеся деревья могут перенести ярость на нас. Сражаться с мертвыми бестиями, наделенными отнюдь не мертвой хваткой, нам не под силу. Единственная защита — хроноэкран. Мой хроногенератор поврежден, но небольшую хронофазу он обеспечит. На какие-то секунды мы ускользнем из местного времени. Но только если будем спешно двигаться, чтобы за несколько выигранных секунд выиграть и несколько метров. Ты бежать не можешь, Салана тоже. Я понесу вас обоих, а вы хватайтесь за меня покрепче и старайтесь мне не мешать. Вам понятно, друзья мои?
— Нам понятно, — ответил за обоих Ланна.
Аркадий проверил хроногенератор. Небольшое поле он создавал. Шум ослабевал, сражение иссякало, стволы выпрямлялись, кроны замирали. Лес снова изменил свой облик. Теперь, ободранный, покореженный, он мало чем отличался от того голого и прозрачного, куда они вступили. Аркадий не отрывал глаз от ближних стволов, чтобы не пропустить грозного мгновения. Он точно уловил его: стволы деревьев шевельнулись, стали медленно изгибаться на центр площадки. Их ободранные ветви хищно тянулись к троим беглецам. Аркадий вскочил: