Миттельшпиль
Шрифт:
После торжественной встречи все гости собрались на парадном завтраке[7] на русском корабле. Гости, собравшиеся за столом вежливо и чопорно обменивались впечатлениями о погоде, новинках литературы и театра. И только четверо присутствующих оживленно обсуждали что-то иное. Кайзер и царь сначала несколько поспорили о божественном провидении, потом обсудили культуру Японии и самих японцев. Причем Вильгельм считал их «желтокожими азиатскими варварами, неспособными в полной мере овладеть преимуществами европейской цивилизации», а Николай уверял его, что все не так однозначно. Как обычно, говорил в основном Вильгельм, обрушивая
А Николай и Вильгельм, устроившись слегка в стороне от остальных гостей приступили к обсуждению серьезных проблем. Прежде всего договорились, что никаких изменений в статусе Эльзас-Лотарингии не будет. Николай согласился с утверждением Вильгельма, что «дядя Берти» главный сеятель смуты. Перешли к обсуждению танжерского кризиса, разрешившегося быстро, но отнюдь не так, как ожидал кайзер.
Вильгельм заявил:
— Австрийцы повели себя как последние мерзавцы, пошли на поводу у англичан. Мой союзник меня бросил. Всего лишь маленькая колония — и так все изменилось. Но и ты, Ники, не поддержал меня…
— Я тебя предупреждал о грядущей неблагодарности Франца, Вилли, — перебил его, усмехаясь, Николай. — И поверь — я никак не мог помочь тебе в этом случае. Меня не поддержали даже мои министры. Наши силы связаны освоением дальневосточных окраин, а реформа армии только начата. Воевать в таких условиях против Франции и Австро-Венгрии, которых однозначно поддержит Англия — это почти самоубийство. Тем более, что британцы усилили свой флот в Гибралтарском проливе… Ты, Вилли, должен это хорошо понимать. Признайся, кто-то специально подтолкнул тебя на этот, извини за выражение, фарс. Потому что сразу ясно было, что ты потерпишь поражение на дипломатическом фронте и твой авторитет упадет. К тому же моя неспособность помочь тебе вызовет охлаждение в отношениях между нами.
Вильгельм, удивленно посмотрел на царя, вновь, как и при прошлой встрече, столь неожиданно и резко сломавшего привычный ритуал их совместной беседы и задумался.
— Неожиданно… Но… похоже, ты прав, Ники, — ответил он. — Я обязательно обдумаю твои соображения. Но как же быть с Марокко? Да, я согласился на конференцию в Альхесирасе. Да, мои дипломаты не смогли добиться больших успехов и если бы твои не помогли, попридержав амбиции французов, они бы уже установили протекторат над Марокко. Но мне пришлось уступить…
— Наплевать и забыть, Вилли. Удалить от себя недоброжелателей, дающих такие вредные советы и начать готовить месть. Вместе… Только помни, как написал Эжен Сю — «La vengeance se mange tr`es-bien froide» (месть, это блюдо, которое надо подавать холодным)[8], — еще раз усмехнулся Николай.
— Хорошо сказано,
Оба весело рассмеялись, вызвав удивление у присутствующих
Далее последовал ужин на «Гогенцоллерне», во время которого последний лед растаял. Николай отбыл на свою яхту в три часа утра. На следующий день беседа двух императоров вновь началась с темы предательства союзников. Николай заявил.
— Французы во время последней войны повели себя ничуть не лучше австрийцев, пошли на поводу у англичан. Как понимаешь такому союзнику я доверять не могу.
Тут Вильгельм произнес на латыни. — Suum quique (каждому свое), — и выдвинул предложение. — Как насчет оформления одного маленького соглашения?
Проект был у него в кармане. Они вышли в отдельную каюту, и Николай прочел текст на французском:
«Их Величества Императоры Всероссийский и Германский, в целях обеспечения мира в Европе, установили нижеследующие статьи оборонительного союза:
СТАТЬЯ I. В случае, если одна из двух империй подвергнется нападению со стороны одной из европейских держав, союзница ее придет ей на помощь в Европе всеми своими сухопутными и морскими силами.
СТАТЬЯ II. Высокие договаривающиеся стороны обязуются не заключать отдельно мира ни с одним из общих противников.
СТАТЬЯ III. Настоящий договор войдет в силу тотчас по подписании его Их Величествами Императорами и останется в силе до тех пор, пока не будет денонсирован за год вперед.
СТАТЬЯ IV. Император всероссийский, после вступления в силу этого договора, предпримет необходимые шаги к тому, чтобы ознакомить Францию с этим договором и побудить ее присоединиться к нему в качестве союзницы.
По позднейшему свидетельству Вильгельма, Николая убеждать не пришлось, изучив документ, он воскликнул: «Это замечательно!» На это кайзер отозвался: «Не хочешь ли подписаться?» «Да, конечно, — ответил тот, добавив: — Ты единственный друг России во всем мире».[9]
По словам кайзера, это был «поворотный пункт в истории Европы» — Вильгельм, «наконец, освободил себя от жутких тисков Галло-России».
Тирпиц, контрассигновавший вместе с присутствующим на яхте Макаровым договор вслед за императорами, выразил чувства многих: «Все выглядело волшебной сказкой». Бывший на борту «Гогенцоллерна» Генрих фон Чиршки отметил, что царь был искренне рад заключению договора, предоставившего шанс на установление мирных отношений между обеими странами.
Российская Империя. Озеро Ладожское. Август 1905 г.
Необычный плавучий склада или цех со странной полукруглой крышей несколько месяцев назад появившийся на траверсе Шлиссельбурга, уже несколько месяцев привлекал внимание жителей городка и окрестностей. Разговоры и гадания о том, что происходит за стенами и воротами этого необычного сооружения все это время были самым популярным развлечением среди обывателей. Тем более, что к нему регулярно привозили какие-то загадочные грузы, а внутри над чем-то работали несколько дюжин привозимых из самого Санкт-Петербурга рабочих. Потом ажиотаж стих, поскольку рабочие уехали, а что творилось внутри стало совершенно непонятно.