Миттельшпиль
Шрифт:
Громыхнула, посылая свой двадцатичетырехсантиметровый «чемодан» носовая башня. И, отстав на секунду, повторила это действие кормовая. Потом, почти шепотом после выстрелов главного калибра, затявкали семисантиметровка[2] и гочкисы канонерки, устремившийся к берегу. Ее подержали солидными басами девятнадцатисантиметровые орудия из казематов. Впрочем, они тоже дали всего один залп, поскольку достойных целей на берегу для столь мощных орудий не осталось. Арабы начали разбегаться сразу, как только на берегу выросли два гигантским столба земли от взрывов от почти стодвадцатикилограммовых фугасов главного калибра.
Высадка морской пехоты с приставшей к берегу канонерки прошла без помех. За ней на берег начали лодками высаживать босно-герцеговинских стрелков с пулеметами.
— Вот что всего два выстрела главного калибра подействовали, — заметил Хорти вечером, во время перекура на полубаке. — Лучше любых добрых слов…
Российская Империя. Санкт-Петербург, Зимний дворец. Март 1906 г.
Наверное, со времен постройки стены дворца не видели такой пестрой компании, что собралась сегодня на открытие, как писали в газетах, «первого парламента России». Придворные, военные и чиновничьи мундиры, партикулярные костюмы ценой в сотни рублей смешались с рабочими косоворотками и крестьянскими кафтанами, а также малороссийскими свитками и польскими кунтушами. Своими халатами и чалмами выделялись депутаты Азиатской части Империи. Небольшую группу православных священников возглавлял молодой депутат от Донской области отец Клавдий. Неподалеку от них стояли католические священники. Среди которых выделялся малиновой сутаной барон Ропп, депутат от Вильно, разглядывающий собирающуюся толпу всегда как бы прищуренными глазами. Запах дегтя от смазных сапог простонародья смешивался в утонченными ароматами кельнской воды и новейших о-де-колонов от Брокара.
Ждали выхода Императора. Впрочем, ожидание не затянулось, он появился строго минута в минуту к оговоренному сроку начала церемонии. Как и обычно последнее время, государь выделялся из толпы раззолоченных придворных простым мундиром полковника Преображенского полка. На сей раз — парадным, но тоже смотревшимся скромно на общем фоне.
В толпе крестьянских депутатов раздались благосклонные шепотки. Вот, мол, каков народный Царь — прост и доступен. Вообще, популярность императора среди крестьян после его личных военных подвигов, указов об отмене выкупных платежей, создании Переселенческого и Крестьянского банков резко пошла вверх. Почти в каждом крестьянском доме и рабочей квартире на стенке висел лубок с картинкой, изображающей Его Величество, лично рубающего саблей зверовидных узкоглазых японцев в Порт-Артуре.
Хотя и среди крестьянских депутатов, так же, как и среди рабочих, встречались лица, мрачно и дерзко смотревшие на собравшихся на сцене, словно прицениваясь к возможности вырезать всех этих сановников. Особенно выделялся среди недовольных, стоявших ближе к сцене высокого роста рабочий в блузе, пятнами весенней грязи на штанах и в высоких смазных сапогах. Стоя прямо напротив трона, он с таким наглым и презрительным видом рассматривал царя и всех, кто его окружал, что стоящий около Дурново Коковцев указал на него канцлеру и спросил.
— Нет ли у этого человека бомбы, и не произойдет ли тут несчастья?
Дурново успокоил министра, объяснив, что на входе всех подозрительных незаметно проверили специальные агенты дворцовой полиции.
Наконец все успокоилось. Император встал с трона, на спинке которого висела подшитая соболями мантия, сделал два шага вперед и заговорил звучным, окрепшим во время военных приключений голосом.
— … Всевышним промыслом врученное Мне попечение о благе Отечества побудило Меня призвать к содействию в законодательной работе выборных от народа. С пламенной верой в светлое будущее России, Я приветствую в лице вашем тех лучших людей, которых Я повелел возлюбленным Моим подданным выбрать от себя. Трудная и сложная работа предстоит вам… Верю, что любовь к Родине, горячее желание послужить ей воодушевят и сплотят вас. Я же буду охранять непоколебимыми установления, Мною дарованные, с твердою уверенностью, что вы отдадите все свои силы на самоотверженное
Громкие крики «Ура!», раздавшиеся неожиданно для присутствующих и поддержанные частью депутатов заставили вздрогнуть кое-кого из присутствующих. Николай же лишь милостиво наклонил голову и спокойно сел на трон.
Кто-то из воодушевленных депутатов затянул гимн, дружно подхваченный множеством голосов.
— Боже, Царя храни!
Сильный, державный,
Царствуй на славу, на славу нам!
Царствуй на страх врагам,
Царь православный!
Боже, Царя, Царя храни!
Российская Империя. Санкт-Петербург, Тверская улица. Март 1906 г.
Сегодня в той самой гостиной опять царствовал и ораторствовал Извеков. Сергей Маркович самодовольно осматривал присутствующих и благодушно изрекал истины в последней инстанции. Еще бы, стать депутатом «почти парламента» и лично присутствовать на приеме по поводу ее открытия и на первом заседании…
— … Нет, господа, Петербург, как вы сами могли заметить, очень мало напоминал столицу, радостно приветствующую открытие Государственного Совета. Скорее он напоминал город, готовящийся к встрече с неприятелем. Вы, наверное, наблюдали, что всюду, на всех улицах парадировали войска всех родов оружия и полиция, конная и пешая, вооруженная винтовками. Говорят, накануне вечером как солдатам, так и городовым было роздано по две сотни боевых патронов каждому. Возле фабрик и заводов стояли усиленные патрули и наряды городовых с винтовками. В университетском дворе и во дворе Академии наук были спрятаны казаки. В здании Кадетского корпуса на Васильевском острове, как говорят стоял биваком целый полк солдат. Я лично наблюдал у Таврического дворца и по дороге к нему конные и пешие воинские части. В самом здании дворца располагался сводный полк из гвардейских частей. А в довершение картины, представьте себе, вся Дворцовая площадь занята была войсками, и военным же кольцом были оцеплены все местности, прилегающие ко дворцу. Дома и улицы хотя и украсились с утра флагами, но все выглядело бедно. Ни торжественных арок, ни щитов с приветственными надписями. Нет, господа, борьба народная за настоящий парламентаризм не окончена — она только начинается. Вот когда законосовещательный Государственный Совет станет настоящим законодательным парламентом, такой, знаете ли, Государственной Думой и когда Россия получит наконец ответственное министерство, вместо безответственного Кабинета Министров и реакционного Канцлера — вот тогда мы сможем признать победу. Настоящую победу, а не эти подачки от государственной власти…
Гости, потрясенно внимающие откровениям из уст государственного мужа, помалкивали. Лишь один из самых храбрых осмелился задать вопрос.
— Говорят, государь император произнес прочувствованную речь, в которой обещал работать совместно с Государственным Советом на благо народа?
Извеков иронично посмотрел на совершенно стушевавшегося гостя и ответил, неторопливо цедя сквозь зубы.
— Увы, но его величество не блистал во время выступления. Все знают, как он остроумно уговорил великого князя Константина[3] занять пост командующего гвардией…