Младенца на трон!

Саган Ил

–  Да и ты поспал бы, атаман, - в глазах Якова мелькнуло сочувствие, - вон, уж серый весь.

–  То от копоти да гари, - рассмеялся Заруцкий.
– Да ты не боись, друже, им нас не взять. Мы с тобою еще на их поганый Царьград пойдем войною, вот поглядишь.

Над степью повис предутренний туман. Он клубился над Доном, клоками повисал на небольших кустарниках и торчащих там и сям чахлых деревцах. Где-то южнее Азова, ближе к морю, тревожно кричали чайки.

Заруцкий, позевывая, вышел из землянки, тряхнул черными кудрями, потянулся. Зябко.

В воздухе раздался уже ставший привычным свист пушечного ядра. Следом

еще, и еще. Ба-бах! Земля, казалось, содрогнулась от удара. И снова. Атаман бросился к бойнице, на бегу подзывая часовых.

–  Шо там, Микола?

–  Да не видать ни зги, Иван Мартыныч!

В предрассветных сумерках вдали чернела длинная высоченная гора, на которой время от времени мелькали вспышки огня. Вокруг смутными тенями мелькали силуэты врагов.

–  Доделали насыпь, супостаты! Теперича нам ни сна, ни отдыха не будет. Что там Кузьма сказывает про подкопы?

–  Дык третьего дня готовы уже. А вчерась порох закладывать кончили.

–  Добро! Пущай тогда начинают.

Очередное ядро ударило совсем близко. В пыли, под градом камней, Заруцкий рванул к землянке, у которой уже собрались сотни потревоженных обстрелом казаков.

–  Ну что, братцы, вот и настало наше время. Коли промедлим, к вечеру басурмане всю крепость порушат. Где отец Василий? Кликните батюшку, надобно молебен скорей, да пойдем с Богом!

Часом позже все было готово. Вооруженные казаки рассредоточились вдоль стены и, прикрываясь от камней, ждали сигнала. Иван внимательно смотрел на турецкую насыпь. Пушки били с нее непрерывно, канониры, подгоняемые командирами, наскоро перезаряжали их и отправляли на осажденный город очередную порцию смерти. А в самой крепости все, казалось, замерло в напряженном ожидании. Минута шла за минутой, но ничего не менялось: ядра все так же со свистом и шипением влетали в стены и башни, падали на избы, терема, церкви, превращая их в груды камней под облаками пыли. Тут и там занялись пожары.

Но вот холм под Азовом содрогнулся и затрясся. На берегу речки Скопинки, рядом со станом крымского хана Джанибек-Гирея, громыхнул взрыв, взметнулся столб огня и земли, и через мгновение лагерь окутали клубы темно-серой пыли. Солдаты на насыпи попадали, многие с воплями скатились вниз по крутому склону. Тут же раздался еще один взрыв, и еще, на этот раз послабее. В месиве земли, крови и тел смешались вопли, ржание, скрежет повалившихся палаток, обозов и пушек.

Высыпав из шатров, турки и наемники в оцепенении смотрели в сторону реки, туда, где только что стоял стан орды. Теперь его окутывали облака пыли, в глубине которых то тут, то там вспыхивало пламя. Еще несколько мгновений - и из-за дымовой завесы повалили выжившие татарские воины с черными от копоти лицами, в изодранных окровавленных одеждах. Обезумев от ужаса, они валились на траву и жадно хватали ртом воздух. Другие же бежали в сторону лагеря Мурад-паши, ближайшего к ним.

Турки бросились к ним навстречу, чтобы помочь и поддержать раненых, но в этот момент рвануло с противоположной стороны, ближе к Дону. И начался кромешный ад: какофония взрывов, сильных и не очень, прокатилась по станам осаждающих. В глубокие провалы, оставшиеся от подкопов, валились сотни солдат. То тут, то там ввысь с грохотом поднимались фонтаны огня и земли, которая через мгновение падала, погребая под собой и тех, кто провалился, и тех, кто просто оказался рядом. Досталось и насыпи - кое-где она разрушилась, пушки перевернулись. Да и стрелять по крепости было уже некому.

Османцы в панике забегали,

не в силах найти безопасное место. Казалось, земля взрывалась прямо у них под ногами, куда бы они ни ступали. В довершение всех бед, со стен крепости начали стрелять пушки. Огонь, дым, грохот, взрывы, крики раненых, стоны умирающих… Янычары метались, то и дело спотыкаясь об окровавленные трупы, падая, поднимаясь. И, наконец, побежали кто куда, лишь бы подальше от этого жуткого места, где сама земля, казалось, восстала против них.

Едва отгремело, атаман с горящими глазами повернулся к товарищам:

–  Ну, с Богом, братцы. Дивнич, ты со своими робятами к полковнику Мустафе через подземный коридор, что у Предтечи. Выйдешь им со спины. Яцко - к ордынцам у Скопинки, Микола тебе ход покажет. Ну, а мы по Селим-паше ударим!

Три казацких отряда выросли на позициях противника словно из-под земли - да, собственно, так оно и было. Заруцкий и Дивнич сотоварищи крушили разбегавшихся турок, которые устремились к кораблям на Дону, догоняли их, рубили саблями, стреляли из пищалей.

А вот атаману Бородавке с запорожцами пришлось нелегко: татары, растерявшиеся от взрывов, при виде врага неожиданно пришли в себя и сумели организоваться. И началась битва. Обе стороны рубились отчаянно, но вскоре численное превосходство крымцев дало себя знать, и они смогли оттеснить противника. Запорожцы падали один за другим. Яцко, раненый в плечо, размахивал саблей, из последних сил отбиваясь от наседавших со всех сторон татар. Куда отступать? Ворота крепости закрыты, к подземному ходу не пробиться. Нет времени даже позвать на помощь, отвернешься на мгновение - и головы лишишься. Неужели так бесславно закончится поход запорожцев?!

Отходя к городу, Бородавка поднимался все выше по холму, и вдруг с высоты увидел, как внизу через Скопинку переправляется огромный конный отряд казаков. Первые из них, во главе с бородатым богатырем-атаманом уже достигли берега и налетели с тыла на крымцев, засвистели лихие сабли. С каждым мгновением в битву вступало все больше новоявленных помощников, и вот уже татары, оказавшиеся меж двух огней, отступили от запорожцев, а потом и вовсе заметались, побежали. Позабыв про рану, Яцко с новыми силами двинулся вперед.

Несколькими часами позже все было кончено. Уставший, но счастливый, Бородавка брел через поле, усеянное телами, щитами, кривыми саблями, обломками шатров. Тут и там пылали пожары, дым разъедал глаза. Рядом шагал высокий, на голову выше него, богатырь-атаман, столь своевременно пришедший со своими людьми на помощь.

–  Ты откель же будешь-то, братко?
– полюбопытствовал Яков.
– Что-то я тебя не признаю никак.

–  Издалека, - скупо усмехнулся тот.

–  Эй, Яцко, - раздалось где-то рядом, и из-за дымовой завесы выскочил Заруцкий в окровавленном кафтане.
– Жив, братец!

–  Слава Богу, Иван Мартыныч!
– Бородавка обнял донского атамана и кивнул на бородача.
– Да токмо коли б не он, лежал бы уже в сырой землице. Смяли нас ордынцы, а тут он, да робят с ним тысячи.

Иван, переводя взгляд с Якова на незнакомца, в удивлении поднял брови.

–  Ты кто ж таков, а?

–  Князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Прибыл тебе пособлять по государеву велению.

Оба атамана с открытыми ртами уставились на богатыря.

–  Давно ль у нас князья в казацкую одежу рядятся?
– опомнившись, блеснул глазами Заруцкий.
– Не хочешь сказывать - не надобно. А за помощь благодарствуем.