Млечный путь
Шрифт:
Почти каждый день приходил Хайдар, но и с ним у Мансура не клеился разговор. Знал, понимал, что Хайдар всем сердцем предан ему и готов на все, чтобы вернуть друга к нормальной жизни, но отклика в остывшей душе не находил.
Вызвали Мансура в правление. Шел он туда без охоты, словно на заклание. Многие из односельчан уже навестили его дома, деликатно выразили свое сочувствие, а нынешний председатель колхоза Ахметгарей так и не нашел времени. Теперь он позвал его самого.
— Прошу, прошу, дорогой мой! Вот и тебя довелось увидеть живым-здоровым, — обнял его Ахметгарей, но взгляд почему-то
На этом, можно сказать, вежливость председателя иссякла. Не понравились Мансуру его странная суетливость, увертливая недоговоренность в словах. Немного оживился разговор лишь с приходом Хайдара, перешел к видам на погоду, к событиям в мире и в стране и, наконец, коснулся планов и намерений Мансура на дальнейшее житье-бытье.
Хайдар, оказывается, с полгода как стал парторгом. От прежнего ребячливо-легкомысленного, а порой и бесшабашного весельчака и следа не осталось. Теперь это солидный, рассудительный мужчина, знающий цену своим словам и поступкам. Только в привязанности к Мансуру, признании его превосходства над собой он остался таким же, каким был раньше.
На его осторожный вопрос о планах на будущее Мансур ответил уклончиво, намекнув, что в ауле, очевидно, не останется.
— Не знай, не знай, братишка. Оно, конечно, вольному воля, но ведь и здесь, в колхозе, дел невпроворот, — выразил сомнение Ахметгарей.
А Хайдар, словно не замечая тоскливого выражения в глазах друга, старался повернуть разговор на спокойный, размеренный лад.
— Подумаем, посоветуемся. А что было, то быльем поросло...
— Можешь не напоминать! — прервал его Мансур.
— Эх, дорогой Мансур! — воскликнул Ахметгарей, кладя руку ему на плечо. — Нам ли не понимать твоего состояния! Сказано же: не приведи бог в половине пути коня лишиться, в половине жизни жену потерять. Твое горе — наше горе... Только как же родителям-то без тебя, если уедешь из аула? Старые ведь уже. Да сын растет у тебя...
— Проживем, что-нибудь придумается. Скажите лучше, зачем вызвали?
Хайдар заметил, как плотно сомкнулись его губы, нахмурились брови, потому старался говорить спокойно, обходя острые углы. Сел рядом, заговорил тихим, сердечным голосом:
— Уедешь, нет ли, работать где-то придется, это факт. Но прежде всего надо выяснить тебе свои отношения с партией. Я в райкоме слышал: создаются специальные комиссии, и таких, как ты, после проверки будут восстанавливать.
— Зачем я партии?! — вскочил Мансур, чуть не опрокинув стул.
— Ты это брось! — постучал Хайдар палкой об пол, и в голосе послышался звон металла. — Обиду, значит, затаил? А на кого, если не секрет? Нет, годок, Куштиряк перед тобой не виновен. Сам знаешь, как против ветра трудно было шагать. И не тебе одному — всем! Запомни это. Партия на стороне справедливости, и это заруби себе... Наверно, уже слышал, такие, как Замлиханов, считавшие себя пупом земли, получили по заслугам. Идет исправление ошибок...
— Только дороговато обошлись эти ошибки, — вставил Мансур.
— Да, здесь ты прав. Но ведь и мы тогда не совсем по закону поступили с коровами. Конечно, выхода другого не было, а вышло вон что... Сам знаешь, виноваты многие, но отвечает один.
Ахметгарей решил поддакнуть
— Ты не думай, оставшихся тоже по головке не погладили. Мне и Зайтуне — партийный выговор, друга твоего Хайдара и Марзию понизили в должности.
— Выговор?! И как только выдержали такое суровое наказание! — со злостью рассмеялся Мансур.
— Но ведь не могли же мы последовать за тобой!— выпалил Ахметгарей, выходя из-за стола.
Как пощечина прозвучали для Мансура эти слова, и он не помня себя выскочил на улицу. Хайдар что-то резкое сказал Ахметгарею, но Мансур не расслышал.
Уже на улице от холодного ветра, целой пригоршней бросившего ему в лицо колючий снег, опомнился Мансур. «Дурак! — сказал себе. — Ведь надо радоваться, что никто, кроме тебя, не был осужден. И уж не от Ахметгарея ждать чего-то доброго, решительного. У него каждое слово взвешено, каждый шаг подсчитан. Обижаться на такого человека — себя унизить...»
Потом, при новой встрече, Хайдар тоже говорил об этом.
— Плюнь ты на него, — успокаивал друга, — не связывайся! Он ведь привык ловить любой чих, который раздастся сверху, и ни на шаг не отступать от указаний района. За тебя он тогда не заступался, но будь доволен тем, что и против не показывал...
Месяца через два, как вернулся Мансур из лагеря, его вызвали в военкомат.
Получив ордена-медали и документы, он перешел площадь, вокруг которой расположены районные организации, и очутился в безлюдном сквере. Нашел сухую скамейку, сел, задумался, но мысль не могла задержаться на чем-то определенном.
Исходящие теплым, пьянящим паром тропинки и голые клумбы, гомон птиц на деревьях с набухающими почками, тоненькое ржание жеребенка где-то поблизости — весь тот сияющий на весеннем солнце, пробуждающийся мир сулил покой и радость. На лицах редких прохожих, как отсвет весны, блуждающая улыбка. Вот пробежала по саду шумная стайка ребятишек, и не успели колокольцами отзвенеть их голоса, послышался девичий смех. Что-то рассказывая друг дружке и покатываясь от веселья, одетые совсем легко, по-весеннему, девушки заметили Мансура и притихли на миг. Но вот пошептались о чем-то своем, засмеялись еще громче, еще задорнее, с любопытством оглядываясь на него. Какая незадача! Мансур-то был одет в полушубок, на голове — шапка с опущенными ушами, на ногах — чесанки с галошами. Откуда же ему знать, что так разгуляется погода. Утром-то холодно было, мерзлая дорога звоном отдавала под ногами. Потому и оделся Мансур так тепло, да много ли надо девичьему племени для беспричинного смеха.
Вся эта весенняя кутерьма задевала лишь краешек его сознания, находила в душе мимолетный радостный отклик, и настроение убаюкивающей умиротворенности тут же гасло, отступая перед неясной тревогой. Ему давно уже пора в обратный путь, но усталое тело противилось движению, требовало покоя, да и домой он, честно говоря, не очень спешил: знал, что там его ждут печальные вздохи, вопрошающие глаза родителей, молчаливая отчужденность маленького сына.
Занятый этими невеселыми думами, он не заметил, что кто-то подсел к нему на скамейку, обратил на него внимание, когда почувствовал запах табачного дыма. Взглянул и глазам не поверил: рядом с ним сидела Марзия!