Мне давно хотелось убить
Шрифт:
Иногда они ссорились. И всегда из-за денег. Валентина, плача, называла Адама подлым, она говорила, что тратить деньги, которые ему дает одна женщина, то есть она, на других женщин может только ничтожная личность. Она била его по щекам, а потом прикладывала на разбитый нос примочки со льдом. Они вели себя действительно как самые настоящие влюбленные. И ничего вокруг не замечали.
Валентина, опьяненная своим счастьем, стала многим прощать долги, записи в журналах вела уже небрежно, не как раньше, а когда спохватывалась, то оказывалось, что деньги на
Потом, когда деньги появлялись, она приглашала к себе ювелира и покупала какую-нибудь безделушку, говоря при этом, что таким образом она не только вкладывает деньги, но и балует себя. Баловала она себя и частыми визитами к Миллерше – Алле Францевне Миллер, своей портнихе, у которой заказывала очередное платье – непременно сногсшибательное, шикарное и дорогое. Словом, жизнь продолжалась.
И хотя в квартире было по-прежнему тихо, Жанна знала, что ОНИ где-то рядом, через пару комнат, и что они живут полной жизнью, а ее считают бессловесной тварью, способной только учить сопливых детей правописанию да шить в свободное время юбки.
Было, правда, время, когда Валентина пыталась приобщить дочь к СВОЕМУ делу. Но Жанна запротестовала.
Она считала, что давать деньги в долг – дело опасное, что для того, чтобы не потерять их, надо хорошо разбираться в людях, иметь свою клиентуру и, конечно же, обладать определенным талантом. И сколько бы Валентина ни убеждала дочь прислушаться к ее советам и попытаться поработать какое-то время с ней в паре, Жанна так и не согласилась. Хотя понимала, что ее диплом филолога способен прокормить только котенка. Вот тогда-то и возникла идея поучиться у Миллерши портновскому искусству.
Жанна много времени проводила у Аллы Францевны и не могла не знать, каким образом Валентина пользуется ее отсутствием. Быть может, из-за этого уже очень скоро Жанна начала испытывать отвращение к шитью. Ведь оно ассоциировалось у нее теперь со свиданиями матери и ее любовника.
И где-то полтора года тому назад случилось то, что и должно было случиться. Любовник матери стал любовником дочери.
– Ответь мне, это Борис убил Валентину?
Она вздрогнула от этого прямого вопроса, вокруг которого он ходил уже достаточно долго, никак не решаясь произнести его вслух.
– Пойми, ее могли убить только двое – ты или он.
Потому что эта смерть была выгодна вам: освобождаясь от нее, вы одновременно обретали и ее деньги. Ведь так?
Но ты бы не смогла. Ты любила ее, хотя и ревновала к нему. А он? Он что, задолжал ей?
– Нет, не думаю… Просто ему всегда были нужны деньги, и очень большие деньги. Он купил квартиру под мастерскую в центре города, ее надо было ремонтировать, вы же сами знаете, как это все дорого. Кроме того, как он мне объяснял, ему подкинули домой наркотики, и ему пришлось откупаться… Он не хотел идти в армию, а для этого тоже нужны были деньги. И везде одни деньги, деньги, деньги!..
– Но почему же он считал, что все его проблемы должна решать она?
– Она любила его, и он этим пользовался. Кроме того, он обладает богатством другого рода: он красив. Ей нравилось появляться с ним на людях. ОН был ее образом жизни, символом ее свободы и власти над молодой плотью.
– Все это рассказал тебе ОН?
– Конечно. Ведь он поработил и меня.
– Послушай, вы живете не в лесу, неужели никто из вашего окружения, из клиентуры, наконец, не понял, что ты встречаешься с любовником твоей матери?
– Думаю, что нет. Ведь он изменился, отрастил бороду…
– Глупости! Быть может, он сделал себе пластическую операцию?
– Да что вы! У меня-то глаза есть.
– Но я ни за что не поверю, что его не узнали! Ты же сама говорила, что Валентина появлялась с ним в ресторанах, что ЕГО ВИДЕЛИ В ЛИЦО!
– А вам не приходило в голову, что люди как раз все и поняли. Другое дело, что я с ними не общаюсь. Вы сами можете все узнать от наших знакомых, да от той же Миллерши, например. Вот она-то его точно видела.
– Хорошо, поставим вопрос по-другому. У него есть алиби на день убийства? Отвечай, не тяни, ведь если бы не было алиби, им все равно бы заинтересовались… Тот же Астраханов.
– Да, он говорил с Борисом, разумеется… Причем, по его словам, Борис был первым подозреваемым. Но в том-то и дело, что у него есть алиби – в день убийства он был на этюдах, и Астраханов сам, лично ездил в ту деревню, где Борис пробыл целые сутки, чтобы побеседовать со свидетельницей, хозяйкой комнаты, которую снимал Борис…
– Он ездил зимой на этюды?
– Да, он привез работы, и я сама их видела, только уже в магазине, на витрине. Это пейзажи. Они были удачно проданы… Борис говорит, что их покупают не потому, что он такой хороший художник, а потому, что он их дешево оценивает. Но я вижу, что вы не верите мне?
Вы не верите в его алиби? Вы вообще ему не верите! Вы ревнуете его ко мне!
– А как можно верить человеку, который постоянно лжет? Я уже больше трех месяцев здесь. И знаешь, чем я все это время занимался?
– Откуда же мне знать?
– Я следил за тобой и за твоим Борисом.
– Но откуда вы могли знать, что Борис и тот человек, с которым встречалась моя мать, – одно и то же лицо?
– У меня в ресторане «Север» работает друг, он официант. Когда-то, очень давно, у нас с ним был тяжелый разговор из-за Валентины. Он любил ее, но тогда она уже носила тебя, и я, как цепной пес, охранял ее от подобных ухажеров. Конечно, он видел ее потом в своем ресторане, тем более что ему несколько раз пришлось обслуживать их столик, и он, как мог, пытался мне описать внешность ее спутника. Но из него плохой рассказчик и тем более художник. Я ничего не понял из его описания. И вот тогда он познакомил меня с настоящим художником, который был знаком с Валентиной… Короче говоря, я получил в результате карандашный портрет ее спутника.