Мне давно хотелось убить
Шрифт:
– А кто ее отец, не знаешь? – спросил Шубин.
– Она мне сказала, что у нее не было отца. То есть мать никогда не рассказывала ей об отце, значит, этот мужчина мало что значил в жизни Валентины. Будь он ее покровителем, Жанна наверняка бы его знала или хотя бы видела. А какой отец не захотел бы встретиться со своей дочкой, подарить ей хотя бы куклу или конфеты…
– Стой! – вдруг осенило Шубина. – Отец, говоришь? Конфеты? А помнишь, я рассказывал тебе про человека, который приходил к Жанне ночью и приносил деньги? Который курил у нее в комнате и испугал ее до. смерти?
– Да всякое может быть. Но ведь отпечатков пальцев его нет? Ты говорил, он в перчатках ходит. Был бы он отцом, разве ходил бы по ночам, как вор?
– Наверно, это он ей письмо написал, в котором назначил встречу у «Букиниста»! Как я раньше не догадался?!
– Думаю, Игорек, что ты путаешь кислое с пресным.
Письмо ей мог написать любой мужчина и даже любовник! У меня и на этот счет были свои мысли. А что, если предположить, будто любовник ее матери был и ее любовником? Ведь он, по словам Жанны, да и остальных, кто знал Валентину, был очень молод. И почему же он, близкий ей человек, не пришел попрощаться с нею на кладбище?
– Может, он заболел?
– Один шанс из тысячи, что он был при смерти. А я так думаю, что ОН БЫЛ НА КЛАДБИЩЕ, причем стоял возле самой могилы…
– Ты кого-то подозреваешь?
– Да, подозреваю, как подозреваю и то, что именно этот человек убил Валентину, хотя у него.., железное алиби!
– Ты про Жанну? Ты думаешь, что это она убила свою мать?
– Да нет же… Я имею в виду ее жениха, Бориса, вот кого.
– Бориса? Но ведь он не такой уж и молодой.
– А мне он показался очень молодым. Ты видел вблизи его кожу? То-то и оно. А ты посмотри… Будто у ребенка. И борода может быть накладная.
– Эдик, по-моему, ты увлекся. Давай-ка лучше спать.
Утро вечера мудренее. А где Ерохин, – до Шубина вдруг дошло, что хозяина давно нет за столом, – он что, спать пошел?
– Так он же уехал… Ты что, ничего не помнишь?
– Куда это на ночь глядя?
– Скотину покормить поехал, хорошо, что вспомнил.., раньше-то у него голова на этот счет не болела – я же там был, скотину кормил, убирал…
– А как ты с ним познакомился?
– Да никак. Приехал сюда, пошел на базар, гляжу – мужик мясо продает. Спрашиваю – хозяин? Он говорит, что хозяин. Ну я и говорю: не нужен ли ему работник, знаешь, как раньше было? Он сразу поинтересовался, не сбежал ли я откуда, я показываю ему все документы, объясняю, что мне отсидеться надо, что в М. у меня никого нет, что поэтому-то я сюда и приехал…
– То есть он взял тебя прямо с улицы?
– Выходит, что с улицы, с базара. Поселил меня в своем дальнем доме, показал, где картошка хранится, где огурцы соленые да масло топленое, словом, поступил по-божески, я даже удивился. Ну, я в благодарность и взялся за работу, весь дом изнутри подремонтировал, помыл, привел в порядок… Вот так мы с ним и жили все это время…
Но Шубин его уже почти не слышал, он засыпал прямо на ходу.
– Ну что, пойдем на свежий воздух, что ли, покурим? – предложил Астраханов, помогая Шубину подняться.
В это время со стороны улицы послышался шум мотора и стук калитки.
– А вот и Витя вернулся… – Астраханов распахнул дверь, но вместо Ерохина увидел бегущих к крыльцу двоих людей в форме.
– Стой, стрелять буду! – раздался громкий голос человека, который, поднявшись на крыльцо, сразу же надел наручники на Астраханова, в то время как другой, ворвавшись в сени, схватил и повалил на пол и без того едва стоявшего на ногах Шубина.
В это время у ворот ерохинского дома остановился еще один снегоход, из которого вышел Кречетов с Челобановым.
Оперативник, выводивший из дома Шубина, был тут же обруган увидевшим эту нелепую сцену Кречетовым.
– Ты на кого надел наручники, идиот! – заорал он. – Ну-ка сними немедленно!..
Опер снял наручники, а внимание Кречетова в это время уже обратилось к Астраханову.
– А ты кто? – спросил он. – И где Ерохин?
– Моя фамилия Астраханов! – прорычал тот, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на держащего его за рукав Скворцова. – Вы что, мужики, с цепи сорвались?
Вам нужен Ерохин? Так он поехал скотину кормить…
Снимите наручники!
Кречетов подошел к Шубину, взял его за рукав и, отведя в сторону, спросил у него чуть слышно:
– Откуда взялся этот мужик? Он что, с вами или дружок Ерохина?
– Да он бывший следователь прокуратуры, работал с Корниловым… А в чем дело-то? У вас что, здесь, в М., сухой закон, что ли? Ворвались, надели наручники, как на преступников… – Шубин уже почти протрезвел и думал только о том, чтобы как можно скорее все выяснилось и он смог бы вернуться в дом, пройти в комнату, где спала Юля, и, оставшись с ней наедине, забыть обо все на свете…
– Нам сейчас позвонил какой-то тип и сказал, что в погребе Ерохина лежит труп. Но чей – не сказал. Теперь ты понял?
Игорь промолчал, но подумал о том, что у Ерохина в М. есть вполне реальные враги, которые сначала подбросили ему на крыльцо узел с вещами Литвинец, затем куртку Земцовой, а теперь еще и чей-то труп, если он вообще есть.
– Давайте спустимся в погреб и посмотрим. Но я уверен, что это полный бред… Даже если предположить самое невероятное, что Ерохин – убийца, то вряд ли бы он оставил труп у себя в погребе и был настолько неосторожен, что о существовании этого трупа узнал кто-то еще… Поэтому постарайтесь настроиться на то, что Ерохин здесь ни при чем…
– Так-то оно так, но, если у него в погребе действительно окажется труп, я вынужден буду его арестовать.
Кречетов вместе с Шубиным вошли в дом; Астраханов, с которого за это время тоже успели снять наручники, направился следом за ними, не переставая материться на находящихся рядом оперативников.
– У него два погреба, – заявил Эдик тоном человека, часто бывающего в этом доме, – один здесь на кухне, а другой в сарае…
– Если труп подкинули, то скорее всего он находится в сарае, – сказал Шубин, помогая Кречетову поднять крышку погреба – две крашеные доски пола, под которым оказался тесный квадратный погребок, сухой и холодный, на полках которого поблескивали банки с соленьями, а на полу стояло пустое алюминиевое ведро.