Мнемоскан
Шрифт:
— В ходе этого процесса вы узнаете, что Карен Бесарян за человек. Вы узнаете, что она любящая, отзывчивая, щедрая и добрая. Она не просит вас присудить ей выплату материального или морального ущерба. Всё, чего она хочет — чтобы её сын оставил попытки реализовать её завещание до того момента, когда она в самом деле умрёт. — Дешон по очереди заглянул каждому присяжному в глаза. — Разве она просит слишком многого? — Он сел и похлопал Карен по руке.
Похожее на рожок для обуви лицо Херрингтона качнулось.
— Спасибо, мистер Дрэйпер. Ваше вступительное слово, миз Лопес?
Мария Лопес встала. Она была одета в жакет такого густого красного оттенка, какого я раньше не видел — поразительно, что я до сих пор продолжал обнаруживать новые цвета. Брюки на ней были чёрного цвета, блузка тёмно-серого.
— Дамы и господа присяжные, этот процесс не о жадности, — она покачала головой и печально улыбнулась. — И не о деньгах. Он о любящем сыне, который хочет, чтобы его мать обрела покой, о скорби, о том, чтобы сделать то, что сделать должно. — Она замолчала, чтобы в свою очередь пройти через ритуал заглядывания в глаза каждому из присяжных. — Завершение дел умерших родителей — одна из самых печальных обязанностей в жизни человека. Это разрывает сердце, но это должно быть сделано. Попытки третьих лиц продлить страдания несчастного Тайлера бесчеловечны. Карен Бесарян мертва, и мы это докажем. Она умерла на Луне. Что же касается… машины, сидящей в этом зале и утверждающей, что она — Карен Бесарян, мы покажем, что она является самозванкой, пытающейся присвоить себе деньги, на которые у неё нет никаких прав. Позволим же Тайлеру похоронить свою мать.
— Я согласна с истцом лишь в одном. Настоящая Карен Бесарян была щедрой женщиной. Она завещала больше десяти миллиардов долларов благотворительным фондам — таким, как Американское общество борьбы с раком, Гуманитарное общество США и «Врачи без границ». Эти деньги сделают возможным огромный объём добрых дел. Никто не скорбит о кончине Карен Бесарян больше, чем её преданный сын Тайлер. Но он хочет увидеть, как состояние его матери поможет другим людям — в точности, как она сама того хотела перед тем, как умерла. Не будем же препятствовать исполнению последней воли великой женщины. Спасибо.
— Хорошо, — сказал судья Херрингтон. — Мистер Дрэйпер, приступайте к представлению дела со стороны истца.
22
Войдя в ресторан американской кухни Верхнего Эдема, я заметил Малкольма Дрэйпера, сидящего в одиночестве и читающего что-то с планшета. Я подошёл-подпрыгал своей подскакивающей лунной походкой к его столику.
— Привет, Малкольм.
Он вскинул голову.
— Джейк! Садитесь.
Я отодвинул стул на другом краю стола и сел.
— Что читаете?
Он поднял планшет так, чтобы мне был виден экран. «Диномир». Он слегка пожал плечами.
— Мой сын был без ума от этой книги, а я так и не собрался её прочесть. Должен признать, она очаровательна.
Я покачал головой.
— Ну почему всегда так? Ничто так не увеличивает продажи автора, как его смерть.
Он нажал жал кнопку выключения на планшете.
— Только, разумеется, Карен Бесарян на самом деле не умерла, — сказал он. — Мнемосканированная Карен получит свои отчисления.
Я фыркнул.
— Будто она их заслужила.
Перед Малкольмом стоял бокал вина. Он отпил из него.
— Она в самом деле их заслужила. Вы это знаете.
Я снова фыркнул, и Малкольм пожал плечами. Он, должно быть, увидел официанта у меня за спиной, потому что сделал рукой подзывающий жест; его таффордское кольцо блеснуло.
И действительно, через мгновение появилась официантка: белая, лет двадцати пяти, кудрявые волосы, да и все остальное изгибалось где надо.
— Добрый вечер, джентльмены, — сказала она. — Чего желаете?
— Для начала салат цезарь, — сказал Малкольм. — Без крутонов. Потом филе-миньон, завёрнутое в беконе, средне прожаренное. Толчёная картошка с чесноком. Горох, морковь. Сделаете?
— Конечно, мистер Дрэйпер. Всё, что пожелаете. А для вас, мистер Салливан?
Я посмотрел на неё и растерянно заморгал. Откуда она знает, как меня зовут? То есть, она, конечно, обслуживала меня раз или два, но…
День выдался длинный, а у меня снова начинала болеть голова — возможно, из-за слишком сухого воздуха. Так или иначе, мне не хотелось копаться в меню, так что я сказал:
— Мне всё то же самое, только вместо гороха с морковью принесите спаржи. И да, салат мне с крутонами.
— Филе также средней прожарки?
— Нет, чуть поменьше. И из альбертской говядины.
— Конечно. Что будете пить?
Я решил сегодня покапризничать.
— Принесите мне «Old Sully's Premium Dark».
— Хорошо, сэр. Заказ будет готов через…
— У вас оно есть? — спросил я. — У вас есть «Old Sully's»?
— Конечно, сэр. Мы сделали запас специально для вас. Мы имеем полное досье на всех, кто переезжает сюда.
Я кивнул, и она удалилась.
— Видите? — спросил Малкольм, хотя тут всё и так было очевидно. — Это великолепное место.
— Ага, — сказал я. — Круто. — Я оглядел помещение. Я ел в этом заведении несколько раз, но никогда его толком не осматривал. Декор, разумеется, был выше всяких похвал: тёмные стенные панели, как в лучших стейк-хаусах — хотя наверняка из того же самого взбитого реголита — белые скатерти, витражные светильники: полный фарш.
— Вам правда здесь нравится? — спросил я Малкольма.
— А что здесь может не нравиться?
— Отсутствие свободы. И…
— Что?
Я потёр ладонью макушку.
— Ничего. Возвращайтесь к своей книге.
Он нахмурился.
— Вы сегодня сам не свой, Джейк.
Это было совершенно невинное замечание — если только он тоже в этом не участвует. Я обнаружил, что начинаю злиться.
— Я сам не свой каждый день, — грубо ответил я. — Это… эта штука на Земле сейчас я. По крайней мере, так они говорят.