Мнемоскан
Шрифт:
— Но ведь он наверняка способен лишь на чисто механические реакции, не так ли? — спросила Лопес.
По покачал головой и снова поёрзал на стуле.
— Вовсе нет. Вообще-то именно зомби ответственны за большую часть того, что мы говорим. Да и может ли быть иначе? Вы начинаете фразу, которая может оказаться длиной в двадцать или тридцать слов. Вы правда считаете, что вы сформировали всю эту фразу в мозгу, прежде чем произнести её? Вот прямо сейчас остановитесь на секунду и попробуйте подумать следующее: «Сегодня по дороге из суда домой мне нужно бы зайти купить хлеба и молока». Вам понадобится измеримое количество времени, чтобы всё это сформулировать, и тем не менее мы способны разговаривать без остановки довольно долгое время, не делая пауз на формулирование мыслей, которые мы хотели бы выразить. Нет, в большинстве разговоров мы обнаруживаем, что же такое мы собираемся сказать, только когда уже это говорим — то есть вместе с нашими собеседниками.
По поглядел на присяжных, потом снова на Лопес.
— Вы никогда удивлялись тому, что только что сказали? Конечно — но это было бы невозможно, если бы вы заранее знали, что собираетесь сказать. Кстати, весь метод терапевтической беседы строится именно на этом принципе: психолог заставляет вас внимательно прислушиваться к словам, изрыгаемым вашим зомби, и в какой-то момент вы восклицаете: «Боже мой! То вот что на самом деле творится у меня в голове!»
— Ну, хорошо, допустим, — сказала Лопес. Она отлично справлялась с ролью адвоката дьявола. — Но говорить — это довольно просто, как и вести машину — пока не случается что-то непредвиденное. И тогда наверняка в действие вступает сознание — берёт бразды в свои руки, так сказать.
— Вовсе нет, — ответил По. — Вообще-то это была бы катастрофа. Рассмотрим ещё один пример: игра в теннис. — Он изобразил удар ракеткой. — С точки зрения сознания теннис — это на сто процентов зрелище. Мяч летает туда-сюда слишком быстро, чтобы сознательно предугадать его траекторию, скорость и прочее.
— Есть такой фокус. Если вы хотите обыграть профессионального теннисиста, то сделайте так: позвольте ему разделать вас под орех в тренировочном матче, потом похвалите его и его технику. Попросите его показать, что именно он делает лучше вас; попросите его показать эти приёмы в деталях, в замедленном действии. А потом предложите ему матч-реванш. Его сознание всё ещё будет размышлять о том, как играют в теннис, о том, что при этом нужно делать, и это будет мешать зомби. Только когда сознание окончательно уберётся с поля, и зомби начнёт играть самостоятельно, теннисист снова обретёт прежнюю форму.
По развёл руками, словно всё это было совершенно очевидно.
— То же самое с вождением автомобиля. Если вы вот-вот врежетесь в другую машину, вы не можете остановиться и подумать о том, что нужно надавить на тормоз или о том, как вывернуть руль, чтобы избежать заноса. Сознание вас убьёт; вы должны позволить зомби реагировать без задержек, вызванных осознанным мышлением.
— Но не можете ли вы сделать ещё один шаг вперёд, доктор По? — сказала Лопес, глядя не на него, а на присяжных, словно говоря от их имени. — Вот я знаю, что я нахожусь в сознании; я знаю, что я не зомби. Но, если мы поверим в то, что вы сейчас сказали, то вы можете оказаться зомби, который лишь играет роль эксперта, дающего показания перед судом, не осознавая этого по-настоящему. Не приведёт ли это к солипсизму — убждению в том, что лишь я реально существую?
По кивнул.
— Ещё год-два назад я бы с вами согласился. Солипсизм — это просто неимоверно раздутое самомнение, и нет никаких рациональных оснований верить, что вы, Мария Лопес — избранная, единственное по-настоящему мыслящее человеческое существо, существующее в реальности. Но «Иммотрекс» это положение изменила. — Он поднял вверх два пальца. — Теперь на сцене два типа актёров. Один тип — это люди, которые происходят от длинной череды гоминидов и приматов и более ранних млекопитающих, синапсид, амфибий, рыб, и так далее к первым одноклеточным организмам — существам очень похожим на упоминавшихся доктором Портером парамеций.
— А второй — это иммортексовские мнемосканы, загруженные сознания. Разумный человек может, путём экстраполяции своего внутреннего мира, установить, что другие люди также обладают сознанием — или, точнее, что у других также имеется обладающий сознанием наездник внутри зомби-тела. Но по моему мнению всё, чего достигла «Иммортекс» — это способность воссоздавать зомби; суду не было предоставлено ни одного доказательства того, что сознание, которым обладала биологическая Карен Бесарян, тоже было скопировано. Да, свет горит внутри этого… этой сущности, сидящей сдесь — но нет никаких оснований считать, что дома кто-то есть. И тот факт, что мнемосканы не видят снов — чертовски веское тому подтверждение.
По взглянул на галерею для зрителей, туда, где позади меня сидел доктор Портер, и обвиняющее указал на него пальцем.
— Эндрю Портер сам сказал, что не знает, что такое сознание, а его пространный рассказ о микротрубочках был призван лишь запутать дело. Чем бы ни было на самом деле сознание, нет никаких свидетельств того, что оно было перенесено в ходе просцесса мнемосканирования. — По скрестил руки на груди. — Бремя доказательства такого переноса лежит целиком на «Иммортекс», и, как я уже сказал, нет абсолютно никаких свидетельств в пользу этого.
28
Я снова пошёл в офис Брайана Гадеса в здании администрации Верхнего Эдема — и, должен я сказать, он был совсем не рад моему визиту.
— Мистер Салливан, ну мы ведь уже говорили обо всём этом. Вы не можете вернуться на Землю, поэтому пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, расслабьтесь и наслаждайтесь жизнью. Вы ведь даже не начали исследовать все возможности, которые вам здесь предлагаются.
Таблетки, которые они мне дают, были транквилизаторами, я в этом не сомневался. Пытаются меня накачать, чтобы я был тихим. Я спустил оставшиеся в унитаз.
— Сейчас на Земле осень, — сказал я. — По крайней мере, в северном полушарии. Вы можете мне устроить прогулку по усыпанной опавшими листьями аллее? А скоро наступит зима. Устроите мне хоккей на замёрзшем пруду? Лыжную прогулку? Закаты, не похожие на шар огня, опускающийся за скалистый горизонт, а настоящие, цветные и окутанные пеленой облаков.
— Мистер Салливан, будьте же разумны.
— «Разумны!» Я никогда не собирался становиться сраным астронавтом!
— Вообще-то как раз собирались. И, кроме того, здесь вы моежете делать то, что на Земле вообще невозможно. Вы уже пробовали летать? А ведь здесь можно летать, как птица, если пристегнуть к рукам крылья достаточно большого размера. Мы устраиваем такие занятия наверху, в спортзале. — Он замолчал, словно ожидая, что я что-то скажу в ответ. Я молчал.
— А скалолазание? Вы бы знали, насколько приятнее заниматься этим здесь. Скалолазание при пониженной гравитации — это просто сказка, и стены кратера Хевисайда прекрасно для этого годятся.
По-видимому, Гадес разглядел ответ у меня в глазах, потому что продолжил:
— Ну а секс? Вы уже пробовали секс при пониженной гравитации? Это лучше, чем секс в невесомости. В невесомости обычные толчки отталкивают вас от партнёрши. Но в лунной гравитации каждый способен на все те акробатические трюки, которые показывают в порнофильмах.