Мнемозина
Шрифт:
— Добрый день, — вежливо представился я.
— Добрый. Чем обязана… — кивнула Светлана, оглядев меня с ног до головы и кокетливо добавила: — чуть не сказала — такому красивому мужчине, но теперь разглядела ваши боевые раны. Но они вас не портят. Так что вам угодно, уважаемый?
Из ее рта несло кислятиной. Несмотря на то, что часы едва пробили полдень, Светлана успела опохмелиться и сбегала за добавкой, поскольку до нужной кондиции не дошла. Выглядела она скверно, хотя развалины лица еще хранили остатки былой красоты. Экс-жена Рокотова располнела, обрюзгла, в плохо прокрашенных
— Мне нужна Светлана Фюрстенберг. Это вы? — спросил я.
— Баронесса фон Фюрстенберг, — высокомерно поправила меня Светлана. — Да, вы пришли по адресу. Это я. А кто вы?
— Иван Стахов. Адвокат.
Ее губы скривились в плаксивой гримасе. Светлана картинно заломила руки и начала причитать.
— Послушайте, я уже говорила господину Захарченко, что произошла досадная неприятность. Все деньги были пущены в дело, но подвела типография. Журнал будет выпущен буквально со дня на день, я уже ничего не могу отыграть назад, сами понимаете, краска, бумага, фальцовка, зарплата работникам, аренда… Ну, войдите в мое положение! Да, я должна, но я — слабая женщина, все на себе, работаю буквально на износ… Могу же я ошибаться… Я же человек, в конце концов, а не машина…
Она схватила меня за руки и угодливо взглянула в глаза. Я поспешил ее успокоить, хотя в тот момент больше заботился о себе. Скажи я, что ради отсрочки долга она должна мне отдаться, то не успел бы даже договорить. Эта женщина по непонятной причине не вызывала у меня ничего, кроме отвращения.
— Я не от господина Захарченко, и понятия не имею о каких проблемах вы говорите.
Светлана поморгала и отпустила мою руку.
— Вы не от него? — неуверенно спросила она.
— Нет. И речь не о взыскании долгов.
Она заметно повеселела, неуверенно улыбнулась и робко поправила пуговицу на декольте, словно проверяя, застегнута она или нет. Коснувшись волос, Светлана с облегчением вздохнула:
— Уф… Тогда это совсем другое дело. Входите, Иван… Я же правильно запомнила ваше имя? Давайте выпьем, а? У меня есть отличный коньяк, между прочим, прямо из Франции, не какое-то пойло непонятного разлива.
«Отличный французский коньяк» стоял у нее в пакете и было сомнительно, что он прилетел напрямую из Парижа, но я не стал капризничать. Меня провели в гостиную, обставленную видавшей виды мебелью, собранной из разных гарнитуров. Светлана торопливо спихнула с кресла какие-то тряпки, усадила меня и, метнувшись на кухню, принесла два бокала, блюдце с косо порезанным лимоном и початую коробку конфет. Усевшись напротив, она призывно улыбнулась и закинула ногу на ногу, как Шарон Стоун, что в ее глазах выглядело сексуально.
— О чем вы хотели поговорить? — томно спросила она и демонстративно поболтала в воздухе пустым бокалом. Я поспешил поухаживать за дамой, и когда Светлана сделала первый жадный глоток, сказал:
— О вашей дочери Ксении.
— О… — она неумело изобразила скорбь, и торопливо хлебнула коньяку. Я подумал, что совсем недавно наблюдал, как в одиночку напивалась другая близкая женщина Ксении, но у Лары это выглядело иначе. Нынешняя госпожа Рокотова пила так, словно скорбела. На лице родной матери не отражалось никаких чувств, кроме неутомимой жажды. — А, что вы хотели узнать? И вообще, почему приехали ко мне? Ведь Ксения жила с отцом… Вы в курсе?
— Разумеется, баронесса, — заверил я, и она победоносно усмехнулась, довольная подчеркиванием ее титула. — Но, как вы понимаете, после смерти вашей дочери возникли определенные сложности юридического плана.
Я выдержал многозначительную паузу, во время которой Светлана мучительно пыталась сообразить, к чему я клоню, пока на ее лицо не озарилось догадкой:
— Понимаю… Видимо, я наследница? — воскликнула она. — Что мне останется после моей доченьки?
— Сейчас этот вопрос в стадии обсуждения, — торопливо сказал я, но она уже не слушала, мысленно умножая и складывая нули в разрушенной алкоголем голове.
— Я думаю, что имею право на квартиру и машину, — почти мечтательно произнесла она. — Я знаю, что недавно у нее появился спортивный автомобиль. Ну и счета, конечно… Ох, простите, простите, что это я… Это такая утрата, такая утрата для меня, единственная дочь…
Скорби по единственной дочери в голосе Светланы не было. Я поспешил охладить ее пыл.
— Да, придется утрясать вопросы с имуществом Ксении, но думаю, вы понимаете, что имеете право только на половину ее состояния?
Светлана возмущенно подпрыгнула на месте.
— Почему же? Я — единственная наследница! Я — мать! — воскликнула она и, не дожидаясь моих услуг, самостоятельно наплюхала себе коньяку в бокал.
— Но есть же Олег Юрьевич, — резонно возразил я. Светлана, не отрываясь от спиртного, кое пила как сок, замахала на меня свободной рукой, затем, оторвавшись от пустого бокала, схватила лимон и сунула дольку в рот, яростно перемалывая ее челюстями.
— Олег Юрьевич… — кисло сказала она. — Да Олег не имеет к Ксюше никакого отношения. Он — ее отчим.
— Понимаю, — холодно ответил я. — Это, конечно, меняет дело, но согласно документах он ее официально усыновил, и значит, автоматически является ее наследником, пусть даже родство не кровное. Тем более, что Ксения жила с ним и, как вы понимаете, все ее состояние было дано Рокотовым.
Светлана мрачно ухмыльнулась и поглядела в зеркало, отражавшее ее испитое лицо.
— Узнаю Олега! — плаксиво протянула она. — Как это по-скотски, лишить меня всего, причем не в первый раз! Только на этот раз я ему ничего без боя не отдам! Я заставлю его считаться с баронессой Фюрстенберг! Он у меня на суде без штанов…
Запала Светланы хватило ненадолго. Содержимое бутылки интересовало ее гораздо больше, чем недостижимое наследство покойной дочери. Она вновь подлила себе коньяку и выпила, не по-женски, залпом, как бравый кавалерист. Минуту она тупо смотрела в стол, а потом подняла голову и уставилась на меня со злостью.
— Вас Олег послал?
— Нет, я представляю интересы третьей стороны, — дипломатично ответил я. Светлана рассвирепела и вскочила, отчего платье на ее груди распахнулось, открыв обвислую грудь и не самый свежий лифчик.