Многоярусный мир. Том 1. Сборник фантастических произведений
Шрифт:
Она сказала:
— Он никогда не отрастит себе новый ласт, ты ведь знаешь, что если постоянно не счищать струпья, ткань зарубцовывается и не регенерирует.
— Вот это уже твоя забота, — отрезал он. — Все, что кота, ты уже сделала.
Вала фыркнула и поднялась по винтовой лестнице на главную палубу. Вольф выждал некоторое время и, убедившись, что Теоторион не умер, последовал за ней. Там обучали обязанностям принятых в племя фринканов, и Вольф заинтересовался. Он спросил Лугарна, чем питаются огромные газовые растения, ибо ему показалось, что корм должен иметь гигантский
— Растущий пузырь действительно надо кормить, — принялся объяснять Лугарн. Но когда растение созреет, пузырь отмирает. Его оболочка становится сухой и твердой и ее специально обрабатывают, чтобы сохранить гибкость и способность растягиваться. Внутрь же помещают новые колонии газовырабатывающих бактерий. Им тоже нужна пища, но в весьма незначительном количестве, а газа-вырабатывают много. На корм им идет, главным образом, сердцевина растений, хотя они могут питаться и рыбой, и мясом, и гнилью.
Некоторое время спустя Лугарн оставил его, сославшись на занятость. Лунные сумерки кончились и вернулся полный дневной свет. Остров с силой натягивал веревки. Наконец Лугарн решил, что грузоподъемность достаточна и пора отправляться в путь. Каменные якоря подняли, веревки, закрепленные на фрондах, обрубили. Медленно поднимаясь, остров проплыл над полуразрушенной деревней. Некоторое время он оставался на высоте ста пятидесяти футов. Потом, по мере того, как газ продолжал наполнять пузыри, поднялся до пятисот футов. Лугарн приказал уменьшить подачу пищи бактериям и отправился на обход острова. Осмотр занял у него несколько часов, после чего он вернулся на мостик.
Вольф опустился посмотреть, как чувствует себя Теоторион. Колдун доложил, что самочувствие пациента хорошее, даже лучше, чем можно было бы ожидать.
Вольф поднялся по лестнице на вершину стен. Здесь он обнаружил Луваха и одного из кузенов, Паламброна — прекрасно сложенного красавца, самого темного в семье. Его конусообразную шляпу с шестиугольным ободком украшали изумрудно-зеленые совы. Черная мантия со стоячим воротником и эполетами в форме львиных лап была сделана из зеленой мерцающей ткани с узором трилиотина, пронзенного окровавленным копьем. Рубашку цвета электрик украшала отделка из канта с белыми черепами. Большой кожаный пояс был отделан золотом и украшен бриллиантами, изумрудами и топазами. Мешковатые брюки — с белыми и черными полосами. На ногах надеты ботинки из мягкой кожи красного цвета.
Паламброн был исключительным красавцем, о чем и сам хорошо знал. Он кивнул в ответ на приветствие Вольфа, и ушел. Тот глядел ему вслед, усмехаясь:
— Паламброн никогда не питал ко мне нежных чувств. Я бы встревожился, если бы он вдруг изменил свое отношение ко мне.
— Пока мы на летающем острове, можно не беспокоиться, — заметил Лувах. — По крайней мере, если поиск не слишком затянется. Хотел бы я знать, как долго он продлиться. Так можно вечно летать над этим морем и никогда не наткнуться на врата.
Вольф посмотрел на красное небо, сине-зеленую воду и островок, который они покинули — кусочек дрейфующей суши, с высоты кажущейся не больше монетки. Чуть поодаль кружили белые птицы с огромными крыльями, желтыми кривыми клювами и оранжевыми круглыми глазами. Одна из них с резким криком опустилась рядом с тем местом, где они стояли, подняла голову и уставилась на них немигающими глазами. Вольфу вспомнились вороны собственного мира. Есть ли у этих птиц хоть капля разума? Следили ли они и подслушивали для Уризена? У отца наверняка имелись способы наблюдения за ними, иначе бы он не получил бы полного удовлетворения от этой игры.
Лугарн сказал мне, что Абута следует всегда одним и тем же курсом. Ветер здесь постоянный и он гонит остров вокруг водного мира по спиральной орбите. Так что в конечном счете полет острова охватывает всю поверхность планеты.
— Но остров, на котором находятся врата, так же двигается. Что если наши курсы никогда не пересекутся?
Вольф пожал плечами.
— Тогда мы не найдем его.
— Этого-то Уризен и добивается. Вот уже он порадуется, когда увидит, как все мы свихнемся тут от безделья, и перегрызем друг другу глотки.
— Вполне вероятно. Однако курсом Абуты можно управлять. Поиски, конечно, потребуют времени, но шанс есть. Вот только…
Вольф умолк и молчал так долго, что Лувах забеспокоился.
— Что «только»?
— Наш добрый отец поселил не только людей, я имею в виду не рыб, животных, птиц. Так что следует ожидать, что некоторые водные и воздушные острова населены злобными существами.
Снизу раздался голос Валы, сзывающей на обед. Собеседники спустились и расположились за столом вождя. Лугарн рассказал о своих планах. Он намеревался изменить курс Абуты, поскольку где-то на юго-западе дрейфовал еще один остров, которым правил его злейший враг Ваериш. Теперь, когда на Илманире находится Вольф с лучеметом, они без труда разделаются с ними. Победа покроет Илманир славой, Ваериша навсегда похоронят в океане.
Вольф не стал возражать. Он только надеялся, что Ваериша не найдут, поскольку хотел сберечь заряды для более важных дел.
Ярко-красные дни и бледно-розовые ночи тянулись однообразно. Лишь первое время для Вольфа нашлось занятие. Он разузнал все, что смог, об управлении Абутой. Тщательно изучил нравы племени и характер каждого ее члена. Другие Властелины, за исключением Валы, не интересовались подобными вещами. Большую часть времени они проводили слоняясь по носовой части, высматривая остров, на котором располагались врата Уризена. Он вечно сетовали на судьбу, изливая душу то абуталам, то друг другу, и постепенно задирались, правда, не доводя дело до дуэли.
По мере того, как проходили дни, Вольф все больше проникался к ним отвращением. Они явно не стоили того, чтобы спасать их, все — за исключением, пожалуй, Луваха. Высокомерие Властелинов к тому же раздражало абуталов. Вольф неоднократно напоминал собратьям, что их жизнь зависит от островитян. Стоит только разгореться антагонизму — и пришельцев тут же выбросят за борт. Сначала к его советам прислушивались, но прошло время и тысячелетняя вера в свою богоподобность вновь овладела Властелинами.