Моби Дик
Шрифт:
Поведав эту историю, капитан «Рахили» сказал, что он поспешил к нам потому, что хочет просить помочь ему в поисках пропавшего вельбота.
— Держу пари, — прошептал Стабб Фласку, — что кто- нибудь из команды удрал на этом вельботе, прихватив с собой лучший жилет капитана, а может быть, вдобавок и его часы. Уж больно капитану хочется отыскать этот вельбот. Слыхал ли ты, чтобы два китобойца в разгар сезона рыскали по океану в поисках одного вельбота? Ты только погляди на этого капитана, какой он бледный. Нет, пожалуй, тут дело не обошлось только жилетом и часами, должно быть, у него стащили еще и…
— Мой сын, мой родной мальчик был на этом
— Сын! — воскликнул Стабб. — Так это своего сына он потерял, вот из-за чего он такой бледный! Да, надо бы помочь бедняге.
— Ему уже не поможешь, — проговорил за спиной Стабба старый Матиас. — Все с того вельбота потонули. Разве мы с вами не слышали, как кричали их души?
Капитан «Рахили» смиренно ждал решения Ахава, но Ахав стоял недвижим и невозмутим.
— Что же вы молчите, капитан? — продолжал умолять его неутешный отец. — У вас и самого есть сын, правда, сейчас он еще мал, но придет время, и он тоже выйдет в море. Помогите мне, капитан Ахав, как я помог бы вам в подобном случае. Да, да. Я вижу, что вы не откажете мне в помощи, что у вас доброе сердце, так давайте же не терять времени. Люди! Бегите к реям, готовьтесь к перемене галса!
— Ни с места! — вскричал Ахав. — Не троньте брасы! — Затем он произнес медленно и тяжко, словно отливая из стали каждое слово:
— Капитан Гардинер! Я не могу помочь вам. Даже сейчас я непозволительно теряю время. Прощайте, капитан. Надеюсь, бог простит Ахава, а Ахав простит самого себя. Я должен идти прежним курсом, капитан Гардинер, я не могу потерять ни одного часа. Мистер Старбек, позаботьтесь о том, чтобы через три минуты на борту «Пеко- да» не было никого посторонних, затем ложитесь на прежний курс.
Отдав такое приказание, капитан Ахав, ни на кого не глядя, пошел к своей каюте. Капитан Гардинер, пораженный столь категорическим отказом, на минуту оцепенел, потом, беззвучно шевельнув губами, неловко шагнул к борту, спу-стился в шлюпку и вернулся к себе на судно. Корабли разошлись.
Мы еще долго видели, как «Рахиль» поминутно меняла курс, едва заметив на воде малейшее пятнышко. То вправо, то влево устремлялся корабль, паруса то наполнялись ветром, то снова опадали, а реи по-прежнему были усеяны матросами, тревожно разглядывающими океанскую пустыню.
(Ахав направляется к трапу, ведущему на палубу. Пип хватает его за руку и хочет идти за ним.)
Глава шестьдесят шестая
В капитанской каюте
— Не ходи со мной, сынок. Останься здесь. Нельзя тебе повсюду ходить за мной. Жди меня здесь, в каюте, словно ты — капитан. Садись на мой стул, привинченный к полу, и сиди, будто ты и сам к нему привинчен.
— Нет, нет, нет! У вас ведь нет ноги, сэр! Позвольте мне стать вашей ногой, чтобы вы могли на меня опираться.
— О боже! Я видел в этом мире столько подлости, но сейчас опять начинаю верить в сияющую верность человека.
— Мне говорили, сэр, что однажды Стабб покинул в океане Пипа, а ведь Пип был маленький черный мальчик. Но я вас не покину, капитан Ахав, никогда не покину. Я пойду с вами, сэр!
— Нет, мальчик, это невозможно!
— О, мой добрый господин, мой господин!
— Не плачь, не надо, маленький! Ты будешь слушать, как стучит по палубе моя нога, и
(Ахав ушел. Пип делает шаг вперед.)
— Он ушел, а я остался. Совсем один. Хотя бы бедный Пип был здесь со мной. Но его нет. Он утонул. Дин-дон- дон! Дин-дон-дон. Кто видел Пипа? Он где-то здесь. Может, за дверью? Ну-ка, посмотрим. Но капитан не велел мне никуда уходить. Сказал, что этот стул — мой, чтобы я уселся здесь, будто я капитан. Говорят, что адмиралы устраивают у себя в каютах большие приемы. Ха! Сколько эполетов! Здравствуйте, здравствуйте, рад видеть вас у себя в гостях! Как странно, что черный мальчик позвал в гости столько белых мужчин с золотыми эполетами, нашивками и лентами. Мсье, не видели ли вы некоего Пипа? Негритенок, пять футов росту, вид подлый и трусоватый! Выпрыгнул из вельбота. Не видали? Нет? Ну что ж, поднимем стаканы, господа и — позор всем трусам! Тс-с! Слышите? Это стучит костяная нога! О, господин мой, господин! Я не уйду отсюда никогда, если даже подводные скалы пробьют доски обшивки и устрицы приползут мне на колени.
Глава шестьдесят седьмая
Ахав несет вахту
Теперь, когда после продолжительного плавания, обойдя почти все промысловые районы, Ахав наконец загнал своего врага в самый угол; теперь, когда изувеченный капитан вернулся в те места, где некогда потерпел свое болезненное поражение; теперь, когда мы встретили китобоев, только вчера столкнувшихся с самим Моби Диком — теперь никто из нас уж не отваживался взглянуть в безумные глаза Ахава. Но взгляд его, как Полярная звезда в долгую арктическую ночь, был всегда с нами, и мы ощущали его, где бы ни находились и что бы ни делали.
Все замерло и затаилось на «Пекоде» под исступленным взглядом капитана. Не слышно стало шуток; улыбка не появлялась больше ни на одном лице; замолк веселый Стабб, молчали и все остальные. Печаль, радость, надежда, отчаяние — все исчезло, подавленное деспотическим безумием капитана.
Но, как никто из нас не мог смотреть в глаза Ахаву, так сам Ахав не мог смотреть в глаза Федалле. Все более загадочным казался нам этот дьявольский рулевой. По временам его вдруг начинала бить какая-то неистовая дрожь, и, глядя на него, матросы сомневались — да человек ли он? Или, может быть, это лишь трепещущая тень, отброшенная на корабль каким-то невидимым существом? А тень эта была на палубе всегда. Ни днем, ни ночью не спускался Федалла вниз; ни днем, ни ночью не смыкал он глаз. Он мог часами стоять не шелохнувшись. Он никогда не садился, не прислонялся к мачте, не держался за фальшборт— стоял, не ведая усталости, и его тусклые мертвые глаза как будто говорили: «Мы, два стража, никогда не отдыхаем».
В любое время суток, когда бы я ни выходил на палубу, Ахав, как и Федалла, всегда был там — стоял у борта или неровным шагом ходил по палубе от грот-мачты до бизани. Шляпа была низко надвинута на его каменное лицо, борода давно небрита и спутана. Он был похож на корневище большого дерева, вырванного бурей из земли. Уже много
дней и ночей он не спускался в свою каюту, посылая туда других, если ему что-нибудь было нужно.
Так Ахав и Федалла несли свою непрерывную вахту, и хотя они почти не разговаривали друг с другом, какая-то тайна, казалось, их связывала неразрывными узами. При этом Ахав всегда оставался всемогущим повелителем, а Федалла — рабом; Ахав — мачтой, а Федалла — тенью этой мачты, хотя и были оба под ярмом какого-то невидимого тирана.