Модификаты
Шрифт:
Реакция была мгновенной. Мышцы бедер, на которых я восседала, напряглись так резко, что меня прямо подкинуло, мощная грудь расширилась в рваном вдохе, болезненно остро соприкоснувшись с моей собственной, между нашими животами дернулся, окончательно наливаясь силой, его наверняка дико измученный ожиданием член. И до этого-то искушение прижаться к этой твердости, чью пульсацию не могла скрыть разделяющая нас ткань, было на грани безумия, но теперь сил моих просто больше не осталось. Тело заявило о своих потребностях, наплевав на остаточный контроль разума, и я скользнула ближе, позволяя вжаться жесткому, как кость, стволу в уже промокшую насквозь материю между моих ног. Жгучий разряд прострелил снизу вверх по позвоночнику и срикошетил обратно, где и взорвался, как шарик, наполненный горячей густо-сладкой жидкостью, разлившейся в моем животе. Я едва сдержалась, чтобы не выгнуться, а вот бедного Рисве моя провокация доконала. Он запрокинул голову, позволяя вырваться абсолютно отчаянному стону, который резанул по моим нервам чувством вины и новой ударной дозой возбуждения. Что же я творю, мужчину своего заживо поджариваю на медленном пламени и себя заодно сжигаю. Ни стыда ни совести нет у тебя, Софи. Ох, нет, ни капельки не сохранилось, все по ветру развеялось, одно желание дичайшее только и осталось.
— Сейчас мой хороший, сейчас все будет, — зачастила я, кое-как справляясь со второй половиной его несносной бороды. И плевать, что клочками щетина торчит, кому до нее дело есть, когда горим, синим пламенем полыхаем, и тушить надо уже срочнее некуда.
— Сейчас-сейчас-сейчас… — Что ему обещаю? Все, — Только вымыть тебя надо… Чертово мыло.
— Скажи отпустить тебя, — выстонал Рисве, на самом деле притискивая меня к себе так, что дышать стало больно, и скованно, будто этим движением проламывал сплошную стену своей железной воли, толкнулся подо мной. — Скажи остановиться, Софи.
Кто здесь может остановиться? А говорить? Не я уж точно. И ему не позволю. Запрокинув голову, поймала своими губами его подрагивающую нижнюю и лизнула, требуя ответа, действия, одновременно бесстыдно об него потираясь. И Рисве нырнул в поцелуй с неистовством, со всей чувственной яростью, в нем заключенной. Не проба — вдруг горько да не то, не осторожный первый глоток страдающего от жажды, а сразу с головой под воду, чтобы захлебнуться и дышать только этим выжигающим все запреты и мысли контактом. Языки, зубы, губы сошлись свирепо, до трещин, до соли. Пальцы в волосах, ногти впились, удерживая, вымогая еще большей близости. Бедра его рывками вверх, мои навстречу, до боли и сквозь нее, к наслаждению, какого в жизни не познала еще никогда. Стоны переливались из горла в горло, из души в душу, тела, как дрожащие под напряжением струны, натягивались все туже, готовые порваться, бесконечно нуждающиеся в этом. И вот он предел, которого Рисве достиг лишь на мгновение раньше меня, позволив мне успеть увидеть всю беспредельную красоту своего первого финала со мной. Лицо — маска невозможной, нестерпимой эйфории, глаза невидяще распахнуты, челюсти стиснуты в стремлении удержать рвавшийся из широкой груди грохот, мышцы живота рвано сокращались, сотрясая нас обоих. И большего мне уже было не нужно, я сорвалась за ним, судорожно цепляясь за эти надежные плечи, умоляя каждым стоном своей разрядки удержать и никогда не отпускать.
Некоторое время спустя снова смогла начать дышать и видеть, и меня накрыло приступом неконтролируемого смеха.
— Что, Софи? — Рисве попытался поднять голову, которую умостил в изгибе у основания моей шеи, но потерпел неудачу.
— Я слышала, это называют сексом на сухую, — едва ли не икая, объяснила я и чуть сдвинулась, давая нам обоим почувствовать насколько между нами не сухо. — Должна сказать, что напрасно о нем отзываются столь пренебрежительно. А еще ваши мужские мыльные ягоды — редкая гадость на вкус, но никакого значения сейчас это не имеет.
ГЛАВА 27
Еще некоторое время спустя Рисве завозился, поднимаясь с теплого камня под нами, и легко, будто я ничего не весила, спрыгнул вниз.
— Мы куда? — спросила, ощущая себя ленивой и пресыщенной больше, чем от целой ночи постельных игрищ прежде.
— Я тебя испачкал и должен помыть, — сияя широченной улыбкой, сообщил мне он, начав заходить в прозрачную воду.
Возможно, стоило предложить сначала раздеться, но пока меня все и так устраивало. Озеро оказалось прекрасно прогретым местным светилом, и никакого шока от прохлады не последовало. Рисве вошел по грудь, позволяя нашей одежде промокнуть, и стал тихонько кружиться со мной, висящей на нем, подобно обезьянке на дереве. В голове еще приятно плыло, тело и так-то ощущалось необычайно легким, а тут вообще стало невесомым, вода тепло струилась и ласкала от движения. Вдруг пальцев на правой ноге что-то коснулось, и я, ойкнув, крепче вцепилась в шею мужчины, встревоженно оглядываясь.
— Не бойся, Софи, — успокоил меня он. — Это всего лишь юнгри. Мы их побеспокоили, и теперь им любопытно.
Юнгри… образ круглых, как блюдца, рыб встал перед глазами. Очевидно, придонный вид вроде земной камбалы. Присмотревшись, я заметила некое преломление света в толще, но самих существ все равно не видела.
— Они прозрачные? — удивилась я.
— Нет, просто многоликие. Смотри.
Рисве шагнул, и внизу порскнули в разные стороны плоские тельца, причем выглядело это в первый момент так, будто само дно разбилось на десятки круглых фрагментов, как кусочки пазла, но прямо на глазах они поменяли цвет, полностью сливаясь с голубоватым оттенком воды и становясь практически неразличимыми. Юнгри вихрем закружили вокруг нас, так словно и правда испытывали любопытство, но вскоре потеряли интерес и вернулись на свои места, опять моментально сменив окрас и слившись с окружающим пространством. Прекрасный пример природной способности к маскировке, который мне тут уже случалось наблюдать.
— Ты ведь тоже так умеешь? — спросила я, отпуская его шею и чуть отплывая. Платье немного путалось в ногах, но не мешало держаться на поверхности. Лицо Рисве сразу же стало встревоженным, и он потянулся за мной, словно даже небольшое расстояние доставило ему дискомфорт. Но более странным было то, что в ответ на его такую реакцию мне тоже стало как-то неуютно и захотелось снова прильнуть к нему.
— Нет, я так не умею, — покачал он головой и переместился мне за спину, обхватил за талию, придерживая и позволяя беспечно болтать ногами, порождая волнение в тихой чистейшей воде.
— Я видела, — настаивала я. — Когда появился челнок, ты взял и исчез.
— Обращаясь в Оградителя, мы с Аговой можем передвигаться очень быстро. Ты бы не смогла уследить.
Дух-Оградитель. Вот тут мой мозг все же немного забуксовал, не находя аналогов, кроме слияния сознаний, но я-то видела и объединение на физическом уровне.
— Как выходит, что вас двое, а Оградитель — одно существо?
— Это от того, что Оградитель не существо, Софи, он — Дух, — объяснил мужчина это, как что-то естественное, не заслуживающее пристального внимания. Возможно, об этом не принято тут спрашивать? Но мне очень хотелось знать.
— И? Вы с Аговой — люди и вполне себе материальны.
— Мы его вместилища. Пока мы не слиты, то остаемся собой и действительно, как ты сказала, материальны. Но когда объединяемся, наша сущность меняется. Мы становимся живой яростью и силой, уязвимой только для другого Духа.
Не очень понятно, но думаю, это означает трансформацию в некую скорее энергетическую форму, несокрушимую на физическом уровне. Ладно, буду надеяться, что пойму со временем.
— А как насчет сознания? Сливаясь, вы становитесь одним целым, и это значит, у вас нет друг от друга секретов? В смысле, как насчет интимных вещей?
Рисве засопел, прижав меня чуть сильнее, и я запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в лицо, и засекла, как он снова краснеет.
— Я научился не заглядывать в ту часть души брата, которая отдана его Сиох… но вышло это не сразу. Поэтому, конечно, хоть у меня и не было женщины в реальности, но я не наивен, Софи, — он помолчал, колеблясь, и, вздохнув, продолжил: — И так как мне нечего до сих пор было закрывать от Аговы, вряд ли он сразу сумеет не видеть того, что я переживаю с тобой. Это не оттолкнет тебя?