Моё чужое имя
Шрифт:
— Симпатичная дэвушка… — вздохнул он. — Федин, ты при ней треплешься не слишком много?
— Да брось ты, Ванька, она же сама в Спасском была, и Даминову она-то нам и сдала…
Он не успел договорить, потому что в кабинет вошел замначальника следствия Ваганов, хмурый и чем-то обеспокоенный:
— Федин, ты Шорохову на сегодня вызывал?
— Так она только что от меня вышла, Ваганыч. Ты с ней в дежурке разве не столкнулся?
Глаза у Ваганова округлились, стали почти бешеными, и вместо ответа он метнулся в коридор, очевидно, пытаясь там застать
— Сколько минут назад ушла? Куда? В какую сторону? – переводя сумасшедший взгляд с одного опера на другого, спрашивал он. – На проходную звоните сейчас же, чтобы задержали!
— Да зачем она тебе понадобилась? Вон… — Максим указал на окно, — она в свою библиотеку пошла. Сейчас доставим в лучшем виде.
Теперь Ваганов бросился к окну, из которого Татьяна уже была не видна, потом развернулся и жутким шепотом спросил:
— Вы ориентировки сегодняшние читали?
Федин с Соколком снова переглянулись: с выезда они вернулись за пять минут до прихода Тани, так что в дежурную часть заглянуть не успели.
Не дождавшись ответа, Ваганов бухнул рукой по столу, припечатав одну из ориентировок:
— В розыске ваша Шорохова! По делу об убийстве! Вся Москва на уши поднята – ее ищут. А вы – два лопуха! Впрочем, я не лучше… — И сразу стих. Остальные распоряжения отдавал уже без эмоций – быстро и четко: — В фойе ориентировка с ее фотографией уже висит, она ее точно видела, когда уходила… А, может, не заметила? Говорите, она спокойно по улице шла? Так, Федин, звони к ней в библиотеку. Как хочешь ее убалтывай, но чтобы она до твоего приезда не рыпалась. Надеюсь, она еще не в курсе. Соколок, пулей в больницу, — взгляд его снова стал диким, — если с Даминовой хоть что-то случится… я с вас обоих шкуру спущу! Все! А я буду звонить Никитину.
Иван умчался, Юрий Николаевич несколько раз подряд набирал один и тот же номер, но, видимо, дозвониться не мог, поэтому каждый раз сквозь зубы матерился. Максим, как на автомате, набирал номер сотового Тани, но звонок она все время сбрасывала. Федин даже не думал, почему она это делала, и все еще был уверен, что это какое-то недоразумение. Мало ли на свете Татьян Шороховых?
В очередной раз набирая номер, он развернул к себе листок с ориентировкой и пробежал глазами текст: данные совпадали полностью, приметы принадлежали Тане и разыскивалась она действительно по делу об убийстве.
— Вот черт! – снова громыхнул Ваганов. – Не могу дозвониться до Никитина… Дурак! Говорил же ему – не связывайся с ней. Где его теперь искать!? В канаве? Клофелином опоенного? Ты дозвонился?
— Нет… трубку не берет, — очнулся от его окрика Максим. Оставил сотовый и принялся набирать номер библиотеки.
Трубку сняла не Таня, а посторонняя женщина:
— Татьяны нет, — недовольно отозвалась дама, — должна уже прийти, но, видимо, задерживается.
— Ее нет в библиотеке, — растеряно ответил Ваганову Максим. – Я же своими глазами видел, как она шла в Университет. Фигня какая-то получается…
—
Машины, как всегда в это время суток, были в разъезде, но Максим тормознул «частника» и до квартиры, которую снимала Шорохова, добрался за три минуты. Летел он на всех парусах – растерянности уже не было, была только здоровая злость, которая каждый поступок, каждое действие делала четким и доведенным до автоматизма.
Перед поворотом к Таниному дому Федин «частника» отпустил. В первый раз из этой квартиры в РУВД Шорохову доставлял именно он, так что здесь Максим уже бывал. Он огляделся: подъездная дверь была без электронного кодового замка, так что попасть внутрь можно без проблем. Напротив подъезда — метрах в двадцати – на убогой детской площадке стояли две пожилые женщины и переговаривались, поглядывая на него. К ним—то Максим и направился, на ходу доставая удостоверение:
— Здесь девушка живет – рыженькая такая, невысокая… Квартиру снимает, — торопливо начал он.
— Из двадцать пятой, что ли? – уточнила пенсионерка, лузгающая семечки. – Живет там рыжая одна…
— Да нет, двадцать пятую квартиру никто не снимает, — встряла вторая пенсионерка – чуть помоложе, с пекинесом на поводке. – А живет там Юлька – квартира ей от бабки досталась. Бабка померла, а квартиру Юльке оставила.
— От какой бабки? – страшно удилась вторая пенсионерка.
— Да от Елены Васильны!
— А Елена Васильна померла?! – еще больше удивилась старушка и даже ахнула. – Да что вы говорите, а я-то думаю, чего она на лавочке посидеть не выходит…
— Померла-померла. Еще зимой померла.
— Ах, зимой? Так зимой я у сына гостила… — сразу успокоилась она.
— Нет, мне не Юлька нужна, — встрял все-таки в их диалог Максим, — ее Таней зовут, живет одна…
— Таня? – переспросила пенсионерка с пекинесом. – Так это, наверное, из девятнадцатой Татьяна? Расфуфыренная такая?
— Да, она-она! – обрадовался Федин. – Она в подъезд уже заходила? Буквально только что?
— Да я и не знаю… я вот только—только вышла с Мосей погулять, — пенсионерка дернула поводок, отчего собачонка аж подпрыгнула. – А что она натворила?
Ответить Максим не потрудился, а лишь переадресовал вопрос второй пенсионерке:
— Да я не пойму, что это за Татьяна? – ответила та. – Из четвертой знаю Татьяну, но та не рыжая, и живет она с мужем… И ее, вроде, не Татьяна, а Мария зовут…
— Я не про Марию из четвертой, — терпеливо объяснила ее приятельница, — я про Татьяну из девятнадцатой… — и оглянулась через плечо Максим. – Да вон же она идет!
Максим резко повернулся и – действительно – Таня открывала дверь подъезда и, как будто почувствовав взгляд, посмотрела в его сторону. Моментально она переменилась в лице, но тут же проскользнула за дверь. Федин, опомнившись, припустил за ней.