Мое кудрявое нечто
Шрифт:
Покидаю палату. Юран разговаривает с Самуилычем. Опасности нет. Рита будет в порядке. Кровотечение не должно возобновиться. Будут небольшие кровоподтеки, но это не опасно. Важные органы не задеты. Контакт был грубым и резким, положение бедер для первого проникновения выбрано неверно, отчего и произошел разрыв влагалища. "Аккуратнее надо быть, молодой человек, тем более в первый раз" – устало произносит доктор. Восемь швов. Прооперированное место необходимо обрабатывать, так что ей лучше полежать в больнице еще пару недель. Месяц она не сможет сидеть.
Жена… Нет, девчушка, не видевшая в жизни ничего хорошего, нарвавшаяся на извращенного вседозволенностью генеральского сынка, который не в состоянии отличить прожженную жизнью девку от… Черт! Как же грызет внутри!
Романов оставляет меня на двадцать минут, едет в ресторан неподалеку, за едой.
Леха выходит на улицу. Иду за ним. Закуриваем молча.
– Она просыпалась? – молчать у меня и в обычные моменты не получается, а уж сейчас и подавно.
– Да что с тобой, Мих? – в голосе друга боль, надеюсь, я еще могу так называть его. – Как ты мог? Чем думал вообще? Членом своим?
– Я.., – мне нечего сказать, я до сих пор не понимаю, как довел до этого.
Набираю в ладонь снег с ближайшей скамейки и растираю его по лицу. Скидываю остатки снега и сажусь, наполняя легкие дымом.
– Я сначала подумал, что ты просто неаккуратно так. Ладно, бывает… но, – Леха выпускает длинную струю дыма и садится рядом, слегка подергиваясь от холода, на нем только легкая рубашка, один рукав которой закатан, чтобы не повредить повязку на руке, а нехватка крови не позволяет согреться, – она из окна сигануть хотела. Это притом, что двигается еле. Какого хрена ты с ней сделал?
Рассказываю другу все. Что мне скрывать? Мне даже хочется, чтобы он пару раз врезал мне, может, станет легче. Выкуриваем по второй и Кобарь молча заходит в больницу, дрожа всем телом. Не мудрено, крови то не хватает.
А я остаюсь сидеть на лавке. Не хочу заходить. Если зайду, побегу в ее палату. Рита хотела спрыгнуть из окна, чтобы не встречаться со мной. Вот такая брачная ночь.
Набираю номер отца. Завтра они с тетей Наташей должны лететь в Сочи, я должен все рассказать ему. Он все равно узнает. Тем более, мне нужна его помощь. Не хочу, чтобы Рита уезжала с дачи. Пусть живет там. Ей будет проще, если отец будет рядом. Вряд ли она захочет, чтобы рядом был я.
Товарищ генерал выслушивает меня молча. Просит скинуть ему номер хирурга, оперировавшего Риту, хочет узнать о ее положении из первых уст. Мне же четко поставленным голосом запрещает появляться на даче. "Я думал, что вырастил офицера, готового постоять за честь страны и семьи, оказалось, что я помог еще одному моральному уроду воплощать в жизнь похабные
Романов привозит еду. Откармливаем Кобаря гречкой и печенью. Просто и восстанавливает силы.
Затем Романов уезжает в отель. Он не может надолго оставлять жену.
Леха снова засыпает, ему это сейчас необходимо.
А я усаживаюсь рядом с кроватью своей жены и разглядываю ее бледные круглые щечки.
Она моргает несколько раз, прежде чем полноценно открыть глаза. Кашляет и хватается за низ живота. Подаю ей стакан с водой и помогаю выпить, придерживая голову. Стираю пролитые капли с ее шеи и груди.
– Прости меня, – голос получается сдавленным, словно на горло наступили.
– Уйди, пожалуйста, – так же отвечает пухляш, хочет отвернуться, но лицо тут же искажается от боли, ей тяжело двигаться.
Поднимаюсь, хочу помочь ей устроиться удобнее. Но девчушка отталкивает мои руки, корчась еще сильнее, и я отступаю. Не хочу причинять новую боль.
– Что я могу сделать, чтобы тебе стало легче?
– Уйти…
– Рита…
– Мих, выйди, – осекает проснувшийся Кобарь.
Покидаю палату. Я не могу спорить с двумя людьми, пострадавшими из-за меня. Да и вряд ли малышка готова сейчас к диалогу.
Снова придавливаю задом диван. Впиваюсь пальцами в волосы, до боли оттягивая их. Я должен что-то сделать, чтобы стало легче. Не мне… пухляшу.
Отбивающие четкий ритм шаги раздаются по коридору. Из-за угла появляется отец. Я знал, что он приедет. Задержался что-то.
– Ты не подойдешь больше к ней, – отец старается говорить тише, но его командный голос не способен не отскакивать от кафельных стен. – Ты не появишься на даче и в тех местах, где вы можете встретиться. Ты больше не будешь рассчитывать на мою поддержку по службе, так что за свои выходки придется отвечать как положено. А теперь собирайся. Ты улетаешь сегодня вечером.
– Куда?
– Вот твое назначение, – отец достает конверт из внутреннего кармана пальто и кидает его на диван рядом со мной. – А теперь пошел вон отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели.
– Бать, я не могу сегодня. Дай мне хотя бы неделю. Я не могу оставить ее сейчас.
Я готов умолять его. Никогда раньше не позволил бы себе этого. Я никогда не просил его помощи по службе. Он знает это. Но сейчас он отсылает меня в тот момент, когда я не могу улететь из Москвы. И это он тоже знает. Наказывает меня.
– Я позабочусь о ней. Она мне дочь теперь. Спасибо, сын, ты помог мне отдать долг человеку, прикрывшему всех нас своей грудью… Володька на том свете проклянет меня.
Он разочарованно вздыхает. Еще бы! Он хотел позаботиться о дочери погибшего товарища, а получилось, отдал ее на растерзание своему сыну.
– Иди, сын, самолет вечером.
И он пропадет за дверью палаты моей жены.
***
– Рита, напиши мне список вещей, которые тебе необходимы. Армен Самуилович сказал, ты пробудешь тут две недели. Я привезу все сегодня же.