Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив (сборник)
Шрифт:
— Значит, ты так и не передумал?
— Разве я собирался?
— Ты почти не говорил об этом, что мне оставалось думать?
— И я правильно делал, дорогой мой Кролик. К чему портить такое чудесное путешествие пустой болтовней? Но теперь час настал. Мы сделаем это в Генуе или не сделаем вовсе.
— На берегу?
— Нет, прямо на корабле, завтра ночью. Можно бы и сегодня, но лучше все-таки завтра, на случай, если очень не повезет. Если придется применить насилие, мы сможем удрать первым утренним поездом, корабль тронется дальше, и никто ничего не узнает до тех пор, пока бесчувственное или бездыханное тело
— Никаких бездыханных тел! — запротестовал я.
— Разумеется, — успокаивающе сказал Раффлз. — Иначе у нас бы не было причины бежать. Но если бежать все же придется, мы сделаем это утром вторника, во время отплытия, как бы ни легли карты. Не думаю, что придется прибегнуть к насилию — это удел бесталанных неудачников. Сколько раз за все эти годы мне приходилось применять силу, как думаешь? Ни разу, насколько я помню. Но если бы дело пошло паршиво, я сделал бы это без колебаний.
Я спросил Раффлза, как он собирается проникнуть в каюту фон Хойманна незамеченным, и даже в сумраке помещения было заметно, как Раффлз просиял.
— Присаживайся рядом, Банни, и ты все увидишь своими глазами.
Я так и сделал, но ничего нового мне не открылось. Раффлз потянулся и постучал пальцем по решетке над своей кроватью — отверстие в стене в восемнадцать дюймов длиной и примерно вполовину меньше по высоте, за которым начиналась вентиляционная шахта.
— А это, — сказал он, — наша дорога в светлое будущее. Можешь открыть, если хочешь, — там мало что можно рассмотреть, но пара отверток сделает свое дело. Как ты видишь, у этой шахты отсутствует дно. Она проходит по потолку над коридором в ванную комнату и заканчивается слуховым окном на мостике. Вот почему надо сделать это, пока мы стоим в порту, — в это время на мостике нет вахты. Вентиляционное отверстие напротив нас ведет в каюту фон Хойманна. Потребуется, как я уже сказал, пара отверток, а вот посмотри — балка, на ней удобно будет стоять.
— Но что если кто-то будет проходить и посмотрит вверх?
— Весьма маловероятно, что такое случится, да и перестраховку мы себе позволить не можем. Не оставлять же тебя здесь на дежурстве. Самый важный момент — нас не должны видеть после того, как мы якобы пойдем спать. На этой палубе несут караул юнги, они-то и станут нашими свидетелями. Иисусе, это будет загадка века!
— Если, конечно, фон Хойманн не окажет сопротивления.
— Ха! У него просто не будет возможности. На ночь он всегда наливается пивом, а потому спит как сурок, а ведь нет ничего проще, чем усыпить хлороформом крепко спящего человека. Ты даже сам пару раз проворачивал подобное — впрочем, не будем ворошить былое… Фон Хойманн лишится сознания, как только мне удастся дотянуться до него из отверстия. Я попаду в его каюту, ступая по его бесчувственному телу, мой мальчик!
— А где в этот момент буду я?
— Ты будешь подавать инструменты и держать оборону на случай форс-мажора, а также обеспечивать мне моральную поддержку. Обычно это непозволительная роскошь, Банни, но не могу найти в себе сил отказаться, раз уж ты сегодня образец добродетели!
Раффлз объяснил, как мы заметем следы после нашей акции; например, фон Хойманн перед сном обязательно запрет дверь, а мы, уходя, оставим ее открытой. Впрочем, поиски вряд ли затянутся. Жемчужина будет спрятана где-то совсем рядом с фон Хойманном, более того, Раффлз знал наверняка,
— Это старая история, Банни, я уже и не помню откуда. Вроде бы Ветхий Завет… Там речь о Самсоне, но для него все кончилось печально, и повинна в том Далила.
И он посмотрел на меня так значительно, что я ни на миг не усомнился в своем толковании.
— Значит, в роли Далилы выступает прекрасная австралийка?
— В самом невинном смысле, да.
— Неужто она сумела выведать у него про миссию?
— О да, я заставил его раскрыть все карты, и, как я и надеялся, он выложил свой лучший козырь. Он даже показал Эми жемчужину.
— Эми, значит? А она тут же все тебе рассказала?
— Ничего подобного. С чего ты взял? Выудить из нее эти сведения было крайне непростым делом.
Мне стоило насторожиться, лишь услышав этот тон, но, увы, для этого мне не хватило здравомыслия. Наконец мне открылась истинная причина тому, что Раффлз проводил с этой девицей столько времени, и откровение это меня ослепило.
— Ах ты старый проныра! — вскричал я, указав на него пальцем. — Теперь мне все ясно. Боже, ну и глупцом я был!
— Уверен, что был?
— Уверен! Теперь я понял наконец, что грызло меня всю неделю. Я просто не мог понять, что такого ты нашел в этой девчонке. Мне и в голову не пришло, что это часть плана.
— То есть ты пришел к выводу, что это всего лишь игра?
— Ну конечно, хитрый ты лис!
— Ты разве не знал, что она дочь богатого скваттера?
— Женщины при деньгах так или иначе вешаются на тебя толпами.
— А тебе не приходило в голову, что мне вдруг вздумалось уйти на пенсию, начать жизнь заново и жить долго и счастливо на австралийских полях?
— Твой тон весьма однозначен. Разумеется, нет!
— Банни! — возмутился он так яростно, что я невольно приготовился к защите.
Но это не потребовалось.
— Как думаешь, ты смог бы жить счастливо? — робко спросил я.
— Да бог его знает!
И с этими словами он вышел, оставив меня удивленно обдумывать его слова и интонации, а также их причину, казалось бы, такую незначительную.
Я не раз поражался ловкости рук Раффлза, но венцом искусности стала именно эта сложнейшая операция, проведенная в ночь на вторник, с часу до двух, на борту немецкого парохода «Улан» в генуэзском порту.
Все прошло без сучка без задоринки. Все было предусмотрено, и происходило в точности согласно оговоренному плану. Никто не видел нас снизу, на палубе стояли только юнги, а мостик был совершенно пуст. В час двадцать пять Раффлз, совершенно голый, со склянкой в зубах и отверткой за ухом, проскользнул ногами вперед в вентиляционное отверстие над своей койкой и вернулся спустя девятнадцать минут, теперь уже головой вперед, все еще сжимая зубами склянку, в которой, обмотанное ватой для звукоизоляции, покоилось нечто напоминающее огромную серую фасолину. Он отвинтил решетку в каюте фон Хойманна, проник внутрь, добыл искомое и тут же скрылся обратно в шахте так быстро, как только смог. Фон Хойманн не доставил неприятностей — смоченная хлороформом тряпочка сперва под нос, потом на приоткрытый рот, и незваный гость смело перелез прямо через ноги хозяина каюты, не потревожив его сон.