Мое непреклонное сердце
Шрифт:
— Достаточно, чтобы не дать вам убить графа.
— А откуда вы знаете, что я его не убил? — спросил
Он. — Похоже, ваш четвероюродный брат считает, что мне удалось это сделать.
Мерседес было неприятно напоминание о том, что Северн ее родственник, но она не стала спорить.
— Потому что, несмотря на то что я говорила при Северне, мой дядя трус. Если бы он увидел, что вы появились на лугу, он бы скорее убежал, чтобы не встретиться с вами.
— Может быть, так оно и случилось?
— Если вы думаете,
Мерседес заметила, что он взвешивает ее слова. Ее задело, что он ей не верит, но она слишком хорошо знала причины его недоверия.
— Вы должны уехать, — снова сказала она. — Я не собираюсь докладывать Северну или местному начальству то, о чем сейчас рассказываю вам.
— Но только ни в коем случае, — насмешливо сказал Колин, — не запятнайте безукоризненную репутацию Уэйборна.
— Мой дядя таков, каков есть, — холодно произнесла она. — Никому нет дела до того, что он слишком много пьет и что это отнюдь не обостряет его ум. И мало кто знает размеры его карточных долгов. Но никто никогда не пове-рил бы, что он не явился на поединок, если сам сделал вызов.
— Но ведь вы поверили?
— Я же говорю, я слишком хорошо знаю своего дядю! Но я только бедная родственница. Ко мне никто не станет прислушиваться.
Мерседес подумала, что Колин наконец выпустит ее. Она попыталась сделать шаг назад, чтобы освободиться от его мертвой хватки, но он ее не отпустил.
— Вы думаете, что у меня может быть положительная точка зрения насчет вашего характера? — спросила она. — Неизвестно, откуда берется вера в то, что вы благородный человек и не можете сделать того, в чем вас обвиняет Северн?
— Ну… раз вы об этом задумались… — медленно, растягивая слова, произнес Колин.
— Сказать по правде; — продолжала она, будто не слыша его, — я не знаю, что сказать об этом. Ваше поведение по отношению ко мне достойно порицания.
Он снова невольно развеселился.
— А ке напоминает ли вам это горшок, который обвинял котел, что тот весь в саже? Уж кто бы говорил…
Мерседес одарила Колина Торна своей необыкновен-ной, ослепляющей улыбкой.
— Идите вы к черту, капитан!
Колин подумал, что она, наверное, и не подозревает, что рискует получить очередной поцелуй. Определенно не подозревает! Похоже, она и понятия не имеет, какие у нее красивые, выразительные губы. Вот прямо сейчас из нежно изогнутого лука они живо превратились в постную, строгую линию. Впрочем, вполне возможно, что таким образом она просто проявляет осмотрительность. Его безжалостный взгляд скользнул вверх, к серым глазам.
— Когда у вас обед?
Она с изумлением уставилась на него:
— Вы разве не расслышали того, о чем я вам говорила? Да нет, конечно, расслышали. Вед»? вы дважды напоминали мне, что со слухом у вас все в порядке. —
— Значит, проблема в другом. Может, у вас трудности с языком? Вы там, в Америке, говорите по-английски?
Колин небрежно заметил:
— По отношению к тому, кем я вполне мог бы оказаться, вы проявляете удивительную наглость. — И, удовлетворенный тем, что она мгновенно замолчала, добавил:
— Насколько я припоминаю, раньше вы что-то говорили мне насчет обеда. Из того, что вы сказали мне потом, я не вижу причин отказываться от него. Поэтому и уточняю: в какое время он будет?
— В семь.
Он посмотрел на свои карманные часы.
— Значит, нам остался один час.
— — Нам? — с тревогой спросила она. — Час на что?
— Уж не знаю, обрадуетесь вы или испугаетесь. Он подумал, что она вполне может ухватить подброшенную им приманку, но Мерседес уже была научена горьким опытом: нельзя бросаться на все без разбору. А жаль!
— Вообще-то нет причин ни на то, ни на другое, — сказал он. — Просто я собираюсь предложить вам прогуляться по парку.
Все доводы Мерседес против такой прогулки сразу же рассыпались. Когда она высказала последний, они уже были на мощеной дорожке, уступами спускающейся в парк. В воздухе витал нежный запах лаванды. Юбка Мерседес трепетала на легком ветру, облепляя ноги. Колин с непо-крытой головой шел рядом. Его нисколько не беспокоило, что ветер растрепал его светлые волосы.
Она вдруг представила его у штурвала большого парусника: ветер наполняет паруса, и под их тяжестью скрипят и прогибаются мачты и реи. Колин стоит, подставив лицо ветру, наслаждаясь его напором и силой, восторженно приветствуя его первозданное могущество. Рубаха облепила ему грудь, брюки тесно облегают бедра. Пряди светлых волос развеваются над головой…
Мерседес искоса взглянула на него. И увидела ту же силу и стать, что она представляла себе в мыслях. Он был такой же худой и мускулистый, высокий и стройный. В нем не чувствовалось никакого напряжения, лишь угадывалась потенциальная сила в линии плеч, узкой талии и в легкой походке вразвалочку. И вдруг, без всякого предупреждения, что-то в самом его присутствии неуловимо изменилось: он стал такой же непреодолимой силой, как тот ветер, Который он обуздывал своими парусами.
Колин не смотрел в сторону Мерседес. Он любовался роскошными чайными розами, растущими вдоль остатков стены. И его мысли при этом имели самое непосредственное отношение к молодой женщине, которую он вел под руку. Бледно-розовые и персиковые лепестки этих цветов не могли спорить с нежной и гладкой кожей Мерседес, а их оттенки — с цветом ее лица. И в тот момент когда его уже захлестнула волна этих причудливых сравнений, он вдруг напомнил себе, что их колючки не идут ни в какое! сравнение с ее острыми замечаниями.