Мое непреклонное сердце
Шрифт:
— А Декер?
— Я думаю, его усыновили французские миссионеры, но я так и не смог досконально проверить это. Я бывал в южных портах Тихого океана и наводил справки во французских миссиях. Я даже просматривал декларации и списки пассажиров кораблей, затонувших или пропавших без вести примерно в то время, как забрали Декера, но не нашел ничего, ни малейшей ниточки, за которую можно было бы зацепиться.
Мерседес было очень жаль его. Она молчала, потому что сказать было нечего. Никакими словами нельзя было выразить
Колин почувствовал на коже влагу, будто упала капля теплого дождя. За ней тут же последовала другая. После третьей он все понял.
— Мерседес!
Она не подняла головы и не откликнулась.
— Ты плачешь?
Он никогда не видел, чтобы она плакала. Даже когда ему казалось, что у нее есть на то причины, она всегда молча глотала и свое горе, и слезы. Ему приходилось видеть, как ее серые глаза блестели от боли или ярости, но она никогда и никому, если верить тем рассказам, которые он о ней слышал, не показывала своих слез.
Сейчас она оплакивала его горе. Колин был чрезвычайно тронут этим подарком, таким же драгоценным, как ее необыкновенная, редкостная улыбка. Он погладил ее голову и почувствовал аромат лаванды и мускуса. Он наклонился и прикоснулся губами к короне ее тяжелых темно-шоколадных волос.
— Я дал каждому из братьев по материнской серьге, — тихо сказал он. — Мама передала их мне перед смертью. Это были старинные и очень ценные серьги — подарок моего отца, а в их семье они жили уже много поколений. Их когда-то подарила сама королева…
Мерседес потянула за конец простыни, пытаясь тайком вытереть глаза. Она была благодарна Колину за то, что, заметив ее слезы, он не стал ничего говорить. Ее голос еще звучал глухо оттого, что она выплакалась не до конца.
— Королева? — изумилась она. — Вы имеете в виду королеву Анну или Марию Вторую? Так этим серьгам уже больше ста лет?
— Этим серьгам примерно вдвое больше, — сказал он. — Я говорил о королеве Елизавете. Я думаю, что они были сделаны специально для нее по случаю коронации. Если мне не изменяет память, это случилось в 1558 году.
Он с любопытством смотрел, как Мерседес пытается осмыслить эти слова. Она села и потянулась к лампе, чтобы зажечь ее. Потом подняла ее и несколько секунд разглядывала Колина, будто никогда не видела его прежде.
Нахмурившись и закусив губу, она раздумывала о том, что ей только что рассказал Колин.
— У вас есть серьги, которые были подарены кому-то в вашей семье королевой Елизаветой? — без малейшей тени скептицизма переспросила она его.
— Были, — поправил он ее. — У меня были эти серьги. А теперь — по серьге у Грея и Декера. Они были подарены моему прапрапрадеду королевой за какую-то услугу с его стороны.
Мерседес поставила лампу на стол.
— Так, значит, вы англичанин, — медленно произнесла она.
Он засмеялся.
— Большинство американцев
— Нет, — сказала она, — я имею в виду, что вы англичанин.
— Уже нет.
— Но вы родились здесь!
— Я думал, что ты об этом знаешь.
— Откуда мне было знать?
— Большинство людей узнают во мне англичанина по моему акценту.
— Но вы разговариваете как настоящий янки.
— Зато американцам кажется, что я говорю как паршивый англичанин.
Схватившись за голову, он покачал ею в разные стороны и с недоумением посмотрел на Мерседес. По непонятным ему причинам она, кажется, была поражена этой новостью.
— А что — это так важно? — удивился он.
— Нет, — быстро ответила она, но тут же добави-ла:
— Пожалуй, важно.
Она посмотрела вниз, на свои руки, обдумывая, как бы ему это объяснить, а потом, как бы подыскав необходимые слова, вновь посмотрела на него.
— Видите ли, это связано с усадьбой Уэйборнов. Я и не подозревала, что могу иметь что-то против того, что она станет собственностью американца. Никогда не считала себя такой ограниченной, но, боюсь, что так бы оно и было, потому что теперь, когда я знаю, что вы англичанин, я чувствую огромное облегчение.
— И тебя не оскорбляет, что я когда-то держал в руке пару серег, которые когда-то носила королева.
Он явно смеялся над ней, но Мерседес поняла его слова буквально.
— Связь с королевой не может быть оскорбительной, — заявила она надменно. — Между прочим, Лейдены пользовались особым покровительством королевы Елизаветы, и я думаю, что тогдашний граф Уэйборн был ее любовником.
— Да, но сохранил ли он на память ее сережки?
— Что сережки! — сказала Мерседес, и в глазах ее блеснули озорные искорки. — Он сохранил свою голову.
Из груди Колина вырвался басовитый хохот. Он притянул ее к себе и поцеловал прямо в ее чудесную улыбку. Он мог бы пойти и дальше, но ее любопытство было слишком возбуждено, и вопросы слетали с ее губ между поцелуями.
Мерседес легла на живот рядом с ним, подперев голову руками и положив подушку под подбородок. Ее темные волосы обрамляли лицо и плащом падали на плечи, придавая ей облик мадонны. Лицо Мерседес было серьезным и сосредоточенным. Ее серые глаза без улыбки смотрели на Колина, а между бровей залегла складочка, морща ее чистый лоб.
— Расскажите мне о серьгах, — попросила она. — Они, наверное, были необыкновенные, раз их сделали для самой королевы.
— Это были крупные жемчужины с золотыми подвесками в виде капли. На каждой капельке были выгравированы письменные заглавные буквы Е. К., то есть Елизавета Королева, вензель королевы Елизаветы. Сама жемчужина была вставлена в золотую корону. Я обязательно узнал бы их, если бы увидел,