Моё пост-имаго
Шрифт:
Тип за конторкой замямлил, что никакие сведения о членах Клуба не могут быть разглашены, но тут огромный кулак Хоппера с грохотом стукнул по стойке так, что в воздух подпрыгнули и звонок, и книга учета, и сам управляющий. Тогда-то этот прощелыга и сообщил все, что требовалось господам полицейским, – лишь бы те поскорее ушли.
Сверившись с записями, он рассказал, что из всех джентльменов-охотников, которые недавно вернулись из своих путешествий, лишь один участвовал в экспедиции в Кейкут. Экспедицией этой руководил профессор Реджинальд М. Руффус, ученый из ГНОПМ, цель ее указана не была, но сэр Хэмилтон регулярно отправлял в
Когда констебли потребовали немедленно предъявить и самого охотника, и указанные фотокарточки, служащий Клуба снова было заартачился. Тогда Хоппер ему шепнул, что если «почтенный господин управляющий» сейчас же не прекратит «строить ужа и извиваться», они его арестуют и отправят в Дом-с-синей-крышей, где с ним потолкуют по-особому. И никто им не помешает этого сделать, мол, даже констебли из Дома-под-старыми-клёнами района Сонн не рискуют лишний раз связываться с коллегами из Саквояжни.
Это сработало, и перепуганный управляющий сообщил, что еще не видел сэра Хэмилтона после возвращения. Он посоветовал разыскать упомянутого джентльмена по адресу его проживания, который тут же назвал, после чего любезно предоставил и конверт с фотокарточками.
И только лишь после этого, к облегчению управляющего, Бэнкс и Хоппер покинули Клуб охотников-путешественников и отправились обратно, в свой родной район…
Трамвай едва волочился, пирожки давно были доедены, и Бэнкс решил, что лучше момента, чтобы изучить «новые улики», и не придумаешь. Он извлек из конверта фотокарточки и принялся их рассматривать. Констебля ничуть не смущало, что от его прикосновений на них остаются жирные следы от пальцев, которые он даже не вытер после того, как ел пирожок.
Джентльмен-охотник, также известный, как сэр Хэмилтон, безошибочно угадывался на фотокарточках по мундиру с нашивками Клуба. В его внешности Бэнкс ничего примечательного не нашел, впрочем, для толстяка-констебля все снобы были практически на одно лицо. К тому же как следует рассмотреть «сноба» не удавалось.
На одной фотокарточке джентльмен-охотник сидел в кают-ресторане дирижабля с бокалом и сигарой в руках – лицо его тонуло в сигарном дыму. На другой – стоял, опираясь на длинноствольный штуцер, на голове у него был высокий пробковый шлем, а к глазу приставлена подзорная труба. На следующей – сэр Хэмилтон замер на краю плота и глядел куда-то вдаль, в то время как четверо сгорбленных туземцев гребли короткими широкими веслами: группа сплавлялась вниз по реке, прямо из воды которой росли деревья. Последняя фотокарточка и вовсе была подпорчена вспышкой – почти все лица стерлись, представляя собой размытые белые пятна, так что узнать обладателей этих лиц можно было разве что по костюмам. И все же эта фотокарточка привлекла внимание констебля Бэнкса особо.
– Хм, не сойти мне с места! – Толстяк поднял глаза на напарника. – Погляди-ка!
Он передал Хопперу фотокарточку. На ней были запечатлены три человека: профессор Руффус (он был в том же костюме, который был на нем, когда обнаружили тело), сам охотник и еще один.
– Гм. Ничего не понимаю. – Хоппер сморщил лоб. – Не узнаю этого места…
– Разумеется! Как ты можешь его узнать, если это где-то в треклятых джунглях? Посмотри на гуталинщика.
– Гм. Ты думаешь, это о нем говорил доктор Горрин?
– Шанс есть. Он одет в костюм. Не в те лохмотья, что у туземцев-гребцов, – констебль поискал нужную фотокарточку и передал ее напарнику, – а в костюм, какие носят здесь, в Габене. Вероятность того, что он отправился в экспедицию с профессором отсюда, весьма высока, не будь я Грубберт Бэнкс! А значит…
– Значит, это тот же гуталинщик, который приходил к аптекарю Медоузу за мазью от лихорадки, – закончил Хоппер. – Гм. Ты видел подпись?
Бэнкс выхватил из руки у напарника карточку. На обратной стороне было аккуратненько выведено: «Профессор Руффус, сэр Хэмилтон и Вамба. Среднее течение реки Хнили».
– Вамба, значит, – прищурился толстяк.
– Н-да… Жаль, там не указан его адрес.
– Не все сразу, не все сразу. – Бэнкс даже закусил губу от предвкушения. – Сейчас мы наведаемся к сэру Хэмилтону, а у него уже и узнаем, где нам найти этого гуталинщика, который, скорее всего, и является тем типом с кофром с вокзала. Это если не сам сэр Хэмилтон – тот тип с кофром, разумеется. Хотя я все же ставлю на гуталинщика!
– О, наша станция! – взбудораженно воскликнул Хоппер, когда трамвай остановился, и из рупоров-вещателей раздалось: «Станция Хайд. Площадь Семи Марок». Констебли так заговорились, что и не заметили, как доехали.
– Жди! – крикнул толстяк трамвайщику через весь вагон. – Полиция сходит!
Подхватив самокаты, Бэнкс и Хоппер спешно покинули трамвай. Прочие пассажиры, не сговариваясь, испустили дружный вздох облегчения.
Следом за полицейскими прямо перед тем, как двери снова закрылись, из вагона выскользнула невысокая лохматая фигурка в черном костюмчике…
…Господа констебли Бэнкс и Хоппер катили в тумане на своих самокатах по Уирмур, которую еще называют «улицей Треснутых Моноклей» из-за старой лавки очков в ее начале – на вывеске лавки были изображены лица двух джентльменов-близнецов с теми самыми треснутыми моноклями.Колеса скрипели, полицейские башмаки раз за разом гулко отталкивались от брусчатки, а подвешенные на рулях фонари высвечивали в тумане уже всего лишь пару ближайших футов.Улица выглядела совершенно пустынной. Светились некоторые окна, но их, словно полуистлевшим театральным занавесом, затянула собой белесая поволока.
Джаспер Доу мчался следом за констеблями, пытаясь и не отставать, и в то же время не шуметь. Он очень жалел о том, что при нем не было его замечательных паровых роликовых коньков, которые подарили ему мама с папой и которые лежали в коробке на дне комода.
Как только он вспомнил о родителях, будто вспышками в его голове пронеслось: крики, мама зовет на помощь, белоснежное лицо отца, ветер, рвущийся через разбитый иллюминатор, и сирена… штормовая сирена, взвизгнувшая из рупора на каком-то столбе.