Мое собачье дело
Шрифт:
– И много ты там поняла у рыбок этих?
– Много не много, а кое-что поняла, – обиделась Люба.
Воеводин поднялся с табурета и, подойдя к женщине, обнял ее, прижав к широкой груди.
– А еще я слышал, что этот пионер выпускает свою овчарку погулять. Случается это в полнолуние. Он играет на флейте, подзывая гипсового пса к себе. Вот только выглядит его овчарка ужасающе: огромный черный пес-монстр со светящимися во тьме глазами. Кстати, в поселке говорят, что он больше похож на волкодава, чем на «немца».
Люба подняла лицо и посмотрела в большие добрые голубые
– Скажите, что вы это только что придумали, – прошептала Таня трясущимися губами, – я теперь про все это буду думать и спать не смогу.
Неожиданно дали свет. Таня вздрогнула, отвернулась к стене и быстро перекрестилась. Воеводин попрощался, сказав, что обязательно будет завтра к восьми утра. Он вышел за ворота питомника, прикрыв за собой стальную калитку, и поднял голову к осеннему звездному небу. Попытался глазами найти созвездие Ориона, вспоминая уроки астрономии и так называемую «большую охоту». Ее в плеяде созвездий отыскать было проще всего. Сергей Николаевич всегда четко находил звезду под названием Арктур, являющуюся центральной в поясе Ориона, и начинал удаляться от нее в сторону, нащупывая звезды, образующие гончих псов – сначала большого, затем малого. Он мысленно передавал им на небо привет с далекой голубой планеты под названием Земля. Эта привычка осталась у него с детства.
Вдруг он услышал тихий шорох. Из темноты со стороны строительного комбината на него двигалась абсолютно белая фигура. Воеводин сделал несколько нерешительных шагов назад и прилип к земле, прикованный надвигающимся ужасом. Перед глазами поплыли гипсовые дамы с веслами и пионеры с флейтами. Глаза начали слезиться, во рту пересохло.
Белая фигура медленно подошла к старшему кинологу и, отсалютовав, спросила:
– Будь готов?
– Все-е-е г-гда-да го-то-тов, – заикаясь ответил Воеводин, вытаращив глаза от ужаса.
– Закурить не найдется? – спросил пионер и нервно почесал заросший щетиной подбородок. – У нас там в вагончике света до сих пор нет. Везде дали, а у нас нет. А нам еще два цеха белить. И сигареты кто-то скомуниздил. Вот как работать, а? Вот я и говорю, будь готов помочь бедному маляру, приехавшему на заработки из средней Азии. Так чего… есть закурить или как?
Воеводин протянул несостоявшемуся призраку оставшуюся пачку. В это время на кухне питомника включился старый магнитофон. Он зашипел, заёкал, и тихая флейта заполнила собой все пространство.
Воеводин прислушался и предположил:
– Кажется, это Бах.
Призрак-маляр затянулся и недоверчиво заметил, принюхиваясь к дыму:
– А я думал, это наши сигареты, а не импортные.
Юлька
Отработав ночную смену, Люба зашла по дороге в магазин, купила дочери свежих булочек, масла и молока. Юлька встретила на пороге дежурно поцеловав в щеку принимая пакет.
– Поставь чайник, – попросила Люба и пошла в душ.
Юля разрезала свежие булочки и смазала середину маслом, чуть присыпав сахаром. Они уселись друг напротив друга. Дочь пододвинула ей кружку и отвернувшись к окну спросила:
– Мам,
Люба закашлялась, подавившись. Дочь подскочила с места, и начала стучать ей по спине ладонью.
– Нормально, – откашлявшись ответила она, – как все знакомятся, так и познакомилась.
– В детстве ты придумывала разные истории про отца: то он у тебя в космос улетал, то уходил на белом пароходе в кругосветку. Помнишь? А правды так и не рассказала. Мам, кем он был, мой отец? Что за человек?
– Две руки, две ноги посередине…впрочем, как у всех.
– Ладно, не хочешь рассказывать, никто заставлять не станет, – она погладила маму по голове.
Люба начала нервно перемешивать чай.
– Мы были молоды и беспечны. Твой отец красиво за мной ухаживал: музеи, приятные кафе, цветы и конфеты. Самое главное, что он понимал меня. Мне тогда казалось, что понимал. Я рассказывала ему про своих летающих людей. Он слушал и улыбался. Я тогда правда думала, что это какой-то ангел сотворил чудо: нашел его и сделал так чтобы мы встретились. А потом я забеременела, а он… испугался. Ты знаешь дочь, я вот смотрю на тебя взрослую, статную, красивую, а сама вижу перед глазами твою колыбель. Я до сих пор качаю тебя на руках, кормлю, пеленаю. Купаю тебя в ванночке и примеряю тебе костюм снежинки для детского утренника. Вытираю испачканный мороженным рот и поправляю школьный ранец на спине. Как можно было всего этого испугаться, я не понимаю и наверняка никогда не пойму. Именно поэтому я не позволяю ему общаться с тобой.
– Позволяешь? – Юлька напряглась, – ты не оговорилась? Если нет, то ты до сих пор с ним общаешься. Но ты толком никуда не ходишь. А это означает что…
– Это не значит ровным счетом ничего!
– Что он работает у тебя на питомнике. Так, кто бы это мог быть. Колись мамочка, это Ларионов?
Люба покрутила у своего виска указательным пальцем и присвистнула.
– Мужиков подходящего возраста у вас немного. Нужно приехать на питомник и всех расспросить с пристрастием. Посадить на деревянный табурет, яркую лампу в лицо и …
– Прекрати это немедленно, – Люба ударила кулаком по столу. От этого кружка опрокинулась и чай пролился на пол. Юля принесла тряпку и присев на корточки у стола, начала молча убирать лужу.
– Я не любила свою мать, – произнесла Люба, – и мне всегда менее всего хотелось, чтобы ты относилась ко мне так же. Мне с твоим отцом правда было уютно. Я была счастлива, и ты родилась в этой любви. Если твой папочка когда-нибудь созреет, я обязательно вас познакомлю. И тогда, тот самый ангел что когда-то свел нас, сведет и вас с ним. Даст Бог.
– Я недавно прочла у одного философа в соцсетях, что ангелы нам могут только сниться. Но у него там была еще одна интересная мысль. О том что и мы, люди, тоже всего-то снимся ангелам. Правда красиво?
– Красиво, но бесперспективно, – ответила Люба, – во сне не очень-то поможешь. Я уже молчу про настоящее чудо. Разве его можно сотворить в чьем-то сне?
Люба наспех вытерла накатившеюся слезу и улыбнувшись спросила:
– У тебя как дела дочь, как учеба, как на личном фронте?