Мое жестокое счастье, или Принцессы тоже плачут
Шрифт:
Она встала и отошла к окну, закурила, глубоко затягиваясь дымом. С непривычки запершило в горле, но Алена не выбросила сигарету, справилась с неприятными ощущениями.
– Ты зачем за сигарету схватилась? – покачал головой Мазей, отпивая горячий кофе и морщась. – Слушай, а сливок у тебя нет?
– Что? – не поняла Алена, поворачиваясь и глядя на него с недоумением.
– Сливок нет, говорю? Не могу черный кофе пить.
– А-а… нет, молоко только…
Алена бросила неприязненный взгляд на злополучный пакет с молоком, стоящий на столе, – именно из-за него она вышла из квартиры и оставила мальчиков одних… Она боялась даже подумать о том, что сейчас происходит с ее детьми, где они и у кого.
– Поспите, Алена Сергеевна, все равно от вас толку мало…
Она в самом деле уснула, а когда открыла глаза, рядом сидел Григорий в распахнутом пальто и смотрел на нее. Алена резко села, поджав под себя ноги, враждебно уставилась в хмурое лицо мужа. Она ждала упреков, крика, брани – чего угодно, но только не того, что он сделал. Григорий порывисто обнял ее и прижал к себе, тяжело задышал, и Алена поняла, что он плачет.
– Гриша… это я виновата… – пробормотала она, вцепившись руками в его пальто. – Я…
– Не надо, Алена, – попросил Грач глухим голосом. – Ты ни при чем. Если Коню нужны были мои дети, он получил бы их любым путем, и ты ничего не смогла бы сделать.
– Что теперь будет?
– Я выполню все его требования, – твердо сказал Григорий.
– Братан, да ты в уме? – раздался голос стоявшего в дверях Мазея. – Что значит – «выполню все требования»? А ты знаешь, чего хочет этот хрен с горы?
– А мне до этого дела нет!
– Гриха, Гриха, одумайся! Это дикие бабки, это власть…
– Да пошел ты! – взвился вдруг Григорий, вскакивая с кровати. – Речь идет о моих детях! Ты можешь это понять? О моих детях, которым еще года нет! И мне плевать на то, что ты по этому поводу думаешь, – я пойду на все, чтобы с ними ничего не случилось!
Мазей покачал головой, но в его взгляде ясно читалось несогласие.
– Гриха, братан… ты пойми простую вещь – спустишь один раз, потом сожрут. Если ты прогнешься под Коня…
– Хватит! – заорала вдруг Алена так громко и пронзительно, что из кухни выскочил Виктор, но наткнулся на стоящего в дверях Мазея, и тот скривился:
– Потеряйся снова! Тебя только здесь не хватало!
Григорий перехватил Алену, которая метнулась в сторону Мазея с явным намерением заехать тому в лицо, крепко взял за запястья:
– Алена, успокойся! Я не позволю никому диктовать мне условия. Но и за то, чтобы получить назад детей живыми и здоровыми, буду биться до конца. Тебя только об одном прошу – езжай сейчас с Витькой домой. Слышишь? – Он слегка встряхнул ее, пытаясь привести в чувство.
– Слышу, – пролепетала Алена, у которой в голове мутилось от происходящего.
– Вот и умница… так будет намного проще – ты под присмотром, не будешь мозолить глаза людям Коня. И мне спокойнее.
Алена никак не могла понять, что вообще происходит, при чем тут она и ее сыновья, где они, у кого. Григорий тем временем велел Мазею ехать в офис и ждать там, а Виктору сказал, чтобы собрал Аленины вещи.
– Я сама… – начала Алена, но Григорий удержал ее:
– Не надо, Аленушка… Боксер сделает.
Он видел, что жена на грани помешательства, двигается как замороженная, взгляд стал совершенно тусклым и ничего не выражающим. Нужно было срочно увозить ее отсюда, из квартиры, где все напоминало о пропаже сыновей. Еще его занимал вопрос о том, почему же Конь не звонит и не выдвигает никаких требований, раз дети уже у него. Обдумывает, что бы такое попросить? Или вынашивает план долгосрочного «сотрудничества»?
В это время вернулись охранники Мазея, что-то шепнули Ваньке, и глаза того зло сверкнули.
– Гриха, я отлучусь на пять минут?
– Куда? – недовольно спросил Григорий.
– До машины прогуляюсь и вернусь.
Грач молча кивнул и отвернулся, прижавшись губами к Алениному виску. Она вздохнула, судорожно вбирая в грудь воздух, обняла мужа, как будто хотела срастись с ним, объединить свою и его душевную боль в одно целое, потому что вдвоем всегда легче. Из большой комнаты послышался голос Виктора:
– Григорий Валерьевич, у меня все готово, можем ехать.
– Неси вещи в машину, мы сейчас, – не поворачивая головы, распорядился Григорий. – Аленушка… давай одеваться, родная, поедем домой…
Алена послушно оторвалась от мужа и взяла пальто, валявшееся тут же в кресле. Грач наблюдал за ее вялыми движениями, неуверенными шагами, и сердце сжималось от боли – ведь это из-за него… Он взял жену под руку и осторожно, как тяжелобольную, повел к выходу.
Во дворе стояли пять машин Гришкиных пацанов, вокруг прогуливались любопытные ребятишки – таких дорогих автомобилей в этом районе практически не видели, здесь и Аленин-то старенький джип выглядел неприлично роскошным. Возле «Шевроле» Мазея стояли трое его охранников, а сам Ванька сидел на первом сиденье, открыв дверку, и о чем-то переговаривался с ними. Увидев выходящих из подъезда сперва Боксера, а затем Григория и Алену в сопровождении охраны, Мазей выскочил из машины и быстрыми шагами пошел навстречу, взял Грача за рукав пальто и что-то зашептал ему на ухо. Лицо Григория исказила гримаса, левый глаз задергался в нервном тике:
– Молодца! Сделаем так – я поеду сейчас домой, увезу Алену, скажу Лорке пару слов, ну, чтобы присмотрела там за ней, все такое… И приеду. А вы давайте за город, на свалку.
Мазей ухмыльнулся и кивнул, а потом проговорил громким шепотом:
– Гриха… жену ты не Лорке, а Боксеру поручи – Витек в лепешку расшибется… Да, Боксер? – это он сказал во весь голос, в упор глядя на замершего возле Алены Виктора.
– Прекрати, – поморщился Григорий. – Что взъелся? Езжайте, не мозольте здесь глаза, я часа через два подъеду. Только, Ванька… – он понизил голос почти до шепота, чтобы не слышала Алена. – Не усердствуй очень-то, чтоб не сдох до моего приезда.
Мазей оскалился и захохотал, хлопнув Грача по плечу:
– Не боись, братка, все по уму будет. – И заорал во весь голос, напугав окруживших «Шевроле» мальчишек: – Поехали!
Его охрана прыгнула в машины, и через минуту они уже выезжали со двора.
– Что стоишь, Боксер? В машину давай, – не глядя на телохранителя жены, проговорил Грач.
Виктор сел в свою машину, Григорий помог Алене забраться в «Мерседес», сел к ней, обнял за плечи, прижав к себе, велел водителю ехать домой. Алена почти не реагировала на происходящее, молчала и все время о чем-то думала. Григорий тоже молчал, но его мысли устремились во вполне определенном направлении – к Коню и его фээсбэшному приятелю. Грач не кривил душой, когда говорил Мазею, что согласится на все условия – ради детей он готов был отказаться и от участия в выборах, хотя сейчас, по всем прикидкам аналитиков его штаба, он опережал соперника довольно прилично. Но как сравнить жизнь двух маленьких мальчиков и возможность четыре года продвигать только те постановления, что выгодны ему и его бизнесу? При всей негативной стороне жизни Григорий Грачев все-таки был человеком нормальным и жизнь собственных детей ценил куда выше, чем все остальное. А потому и согласился бы на любые условия, однако до сих пор никто не позвонил и ничего не потребовал, и это настораживало. Да и состояние жены тоже беспокоило Григория – Алена здорово напоминала душевнобольную.