Могилы из розовых лепестков
Шрифт:
— Вот как вы их убиваете? Стрелой в сердце?
— Наши стрелы только обездвиживают их.
— Тогда как умер Максимус?
— Чесскан истекал кровью, и часть его миквы запачкала наконечник стрелы. Когда кровь охотника соприкасается с сердцем фейри, это убивает их. Наша кровь тушит их огонь. Великий Дух рассказал Негонгве, как убить фейри, но он никогда не делился этим знанием с нами, опасаясь превратить свой народ в кровожадных убийц.
— Нападение сделало нас мстительными, а осознание того, что теперь мы можем убивать тварей, сделало нас высокомерными.
— За те годы вспыхнуло несколько сражений. Мы слышали о них от соседних племён или из рассказов поселенцев. Мы не знали, сколько наших людей выжило, но предполагали, что их было немного.
— Так что вы, возможно, не единственные охотники.
Каджика промолчал.
— Мы ещё не нашли других.
Через некоторое время я спросила его:
— Чем отличается твоя кровь?
— Наша кровь, — он наблюдал за реакцией; я не показала ему её, — это чистое железо.
— Это невозможно с медицинской точки зрения. С другой стороны, так же как и выход из двухвекового сна, — размышляла я. — Как тебе нравится современный мир?
— Он другой, Катори. Быстрее. В чём-то проще, а в чём-то сложнее. Раньше нам приходилось охотиться в поисках пищи. Приходилось торговать с поселенцами. Снимать шкуры с животных и дубить их. Мы жили не для того, чтобы накапливать богатство, как вы сегодня. Мы не уезжали далеко от наших семей… если только мы их не теряли, — добавил он мрачным голосом.
Я не хотела испытывать сочувствие, но я испытывала его.
— Как ты оказался в могиле лепестков роз?
— Однажды, их гаджикве, — он посмотрел на меня, — Ты знаешь, кто это?
Я покачала головой.
— Он советник короля. Как священник. Кажется, они его называют варифф.
— Да. Я слышала это слово.
Каджика наблюдал за мной.
— Ты провела много времени с фейри?
— Чего хотел гаджикве? — спросила я.
Он снова перевёл взгляд на извилистую асфальтовую дорогу. Лес вокруг нас был густым и незнакомым. Я полагала, что мы проезжаем мимо леса Манисти, но не могла сказать, в какой его части мы находимся.
— Его звали Якоби Вега.
Я перестала созерцать тёмные деревья.
— Вега? Он был родственником Круза?
— Он был отцом Круза.
Я прикусила нижнюю губу, когда Каджика продолжил свой рассказ: — Он пришёл поговорить с Негонгвой. Он якобы хотел помириться с охотниками. Мы верили, что он хотел обмануть наших людей, но наш старейшина доверял ему. Они долго говорили о перемирии. В тот день, когда Негонгва согласился встретиться с Якоби, чтобы подписать договор, голвинимы устроили нам засаду. Они обрушились на наш народ, пронзая наши тела, наполняя нас своим ядовитым огнём, удушая нас своим гассеном.
— Я знаю про гассен.
— Хорошо.
— Я также знаю, кто такие голвинимы.
— Я знаю. Ты научила Блейка, кем они были.
От этого напоминания у меня скрутило живот.
— Как долго ты будешь хранить его воспоминания?
— Я не знаю. Может быть, они всегда будут у меня. Или, может быть, со временем они исчезнут.
— Разве это не странно?
— Разделять мысли другого человека?
Я кивнула.
— Это неприятно. И трудно, так как мне приходится различать его и мои. Когда я увидел Касс раньше, я подумал о ней, как о своём друге… Я доверял ей. Но я не могу сказать, мой ли инстинкт диктует мне испытывать к ней приязнь или воспоминания Блейка.
— Возможно, воспоминания Блейка. Он обожал Касс.
— Он обожал тебя больше — его голос казался таким же тёмным, как ночь, льющаяся на обмороженный пейзаж.
— Тогда, должно быть, тебе очень странно находиться рядом со мной, — тихо сказала я, наматывая длинную прядь волос на пальцы.
Последовавшее за этим молчание было болезненным и неловким… Мучительно неловким. Поэтому я спросила его о нападении голвинимов.
— В тот раз выжило только тринадцать человек. После того как племя рассеялось, нас всё ещё было больше сотни. Они истребили нас. А потом они получили удовольствие, протыкая мёртвых охотников шестами, которые они установили вокруг рябинового круга Негонгвы, и двенадцать из нас сумели выбраться.
Образы, которые он рисовал, были настолько яркими, что, когда я закрывала глаза, я могла слышать крики, чувствовать запах крови, представлять бойню.
— Мы назвали это Макудева Гизхи. Тёмный День, — его кадык дернулся. — Когда наступили сумерки и скрыли страдания вокруг нас, когда голвинимы улетели, Негонгва взмолился о помощи Великому Духу. Она пришла к нему во сне и велела найти базаш, которая выращивала многолетние розы.
— Базаш, — прошептала я, перекатывая слово на языке. Это не звучало незнакомо. Читала ли я об этом в «Дереве Ведьм» или бабушка Вони научила меня этому?
— Базаш — наполовину фейри, наполовину человек, — объяснил он. — Нам потребовалось несколько дней, чтобы найти её. Но, в конце концов, мы набрели на её хижину. Когда мы вернулись в лагерь с несколькими букетами роз, одиннадцать других соорудили гробы из рябинового дерева. Понимаешь ли ты, как низко мы пали, чтобы рассмотреть такое решение? Мы согласились похоронить себя заживо под розами, выращенными фейри.
Я не хотела проявлять к нему жалость. Кроме того, я сомневалась, что Каджике нужна была моя жалость.
— Вам нужно было идти в баситоган, чтобы найти базаш?
Он фыркнул.
— Охотник не может войти в баситоган. Войти могут только фейри или люди, желающие стать рабами фейри. К счастью для нас, они отвергают большинство базаш. Они называют их падшими, хотя они не выпадают из королевства фейри, их выбрасывают, как гниющие трупы.
Отвращение Каджики к фейри было настолько сильным, что стало чем-то осязаемым, чем-то острым, смертоносным и горьким. Его челюсть задрожала от этого. Сухожилия на его руках двигались вместе с ним. Вена на его шее пульсировала от этого.