Мои? чужои? король
Шрифт:
Мы легко находим эту комнату. Вверх-вниз, вправо — по паутине лестниц и ходов. За лунный месяц успели изучить замок досконально, так, как могут знать лишь убийцы — но я бегу, будто сама преследуемая этими убийцами. Или не «будто»?
Меня и верно привезли сюда убивать? Так отчего же до сих пор лишь любили? Надежду дарили, что меня можно любить — дочь короля и чернокнижницы, найденную на рассвете с самым черным камнем на груди?
Что там говорила колдунья? Что я начну чувствовать свой камень?
Я
С черным хрусталем не страшно умереть и отправиться в божественные чертоги — он и там защитит. Он не для наведения порчи, а для устранения. Чтобы от усталости избавлять и от тревоги. Защищать от слишком безрадостной Судьбы. И помогать пережить потери… хоть своих близких, хоть части души.
Ведь это был твой камень, да, мама? И как ты обошлась без него, оставив не только дочь, но и возможность защититься от боли?
Что там говорил охранитель — я вправе решать? Я и решила. Сделала шаг, много шагов навстречу правде, пусть даже и моей только, а уж что делать с ней…и это решу.
Что там говорил Ворон? Не время? Он ошибся, король. Время давно пришло — в тот момент, когда я ответила своему отцу согласием на то, чтобы убить тебя, мой чужой король. Ты не стал убивать в ответ, не сразу… но кто тебе сказал, что я все так же беспечна по отношению к жизни?
— Здесь, — охранитель закрепляет два наших факела.
— Я вижу.
И верно.
Слишком мрачное даже для Сердца Ворона место. Никаких алтарей и крови — только пустота и знакомые руны кругом на полу.
И голос сзади нас:
— Ты сама пришла, дочь Асвальдсона.
— А ты умеешь ходить бесшумно, а не звенеть, хрустальный.
Мы смотрим друг на друга.
Предводитель беловолосых так же серьезен, как и я. Но не пытается наброситься — он не для того здесь. И не для того вдруг сделался нарочито близким, перестав быть нарочито вежливым. Хотя когда он был вежлив?
Он один, но вряд ли я смогу побороть его своим колдовством, а Даг — оружием.
Хрустальный пришел за своими ответами… и кто получит их первым? Может, кто первым задаст вопрос?
— В чем было твое проклятье, дочь Асвальдсона?
— Откуда ты знаешь моего отца? Или всё это лишь к слову?
Кивает пригласительно. Вопрос за вопрос, ответ за ответ. Он первый спросил — я первой говорю. Но не могу удержаться от горечи:
— Король тебе все сообщает?
А потом слова льются легко.
— Я убить его хотела… чужого короля. Девственной кровью, проявленным знаком, забранным дыханием. Но вместо этого смешала нашу кровь и чувства, сбила стук наших сердец и не сама проникла в его суть — а будто больше открыла свою. Не знаю я до конца, что произошло. Полагала — неудачная попытка. А на самом деле…
Я только тогда смотрю на него. И вдруг понимаю, что лицо его сделалось бледнее, чем прежде, а глаза расширились, будто… Хель его забери, неужели догадка какая есть?
Но сейчас я хочу получить ответ на уже заданный вопрос. И хрустальный открывает
— Скьельд, уходи.
Мы все вздрагиваем.
Что за место такое, что кто бы ни подобрался, остается незамеченным?
Я вздергиваю подбородок и смотрю на Эгиля, больше не собираясь не отступать ни на шаг. Но того не требуется — прогоняют не меня.
Зато я упрямлюсь.
— Я хочу услышать…
— Скьельд, уходи, — не смотрит на своего друга. На меня только смотрит, снова топит в черноте своего взгляда. И как вспышка в нем, — Я сам всё поведаю.
— Всё ли? — а сейчас возражает хрустальный. Но не из намерения мне помочь, — Ты забыл о своем долге, о своих клятвах, отравленный и беспомощный перед ней, и хотя она…
— Прочь. Или мне… не просить тебя надо? — голос Эгиля замораживает все вокруг. А глаза, обращенные теперь на предводителя хрустальных, из темных делаются, наоборот, светлыми. Ледяными.
И мне вдруг кажется, что это первый раз, когда король именно так обращается к беловолосому…
Тот резко разворачивается и уходит. За ним — Даг. Думает, что не надо защищать от короля? Зря думает… но и я точно знаю, что нам надо остаться наедине.
Король-Ворон уже шагает ко мне, но не обнимает, как прежде, не пытается слиться со мной, напротив — говорит слова, которые разводят нас по разные стороны мира:
— Твой отец убил мою мать. И мать Скьельда.
ГЛАВА 16
— Ты шел за моим отцом.
— Да.
— Мстить.
— Да.
— Он знал это…
Я не спрашиваю — утверждаю. Отшатываюсь от мужчины и, наткнувшись спиной на холодную каменную стену, радуюсь хоть такой опоре.
Пелена перед глазами… И вижу только прошлое. То, как стою в нашем родовом замке и соглашаюсь стать жертвой. То, как пробираюсь вместе с ярлами к лагерю Ворона. Нашу первую ночь…
— Он знал, что ты узнаешь меня как его дочь… — сиплю уже, до конца осознавая произошедшее, — И полагал, что в любом случае останется в выигрыше. Или я убью тебя, или ты, при моем провале, напоишь свой клинок моей кровью… Совершишь свою кровную месть и уйдешь прочь из долин.
В голове — мрак.
На сердце — тяжесть.
На мгновение мелькает мысль, что мой отец заслуживает смерти за такое, но тут же пропадает. Каждого сына и дочь в долинах воспитывали так, что они были готовы расплатиться собой за спокойствие отчего дома, Не важно, женившись ли, встав в щиты или безропотно пойти на плаху.
Меня тоже так воспитали.
Отчего же ворочается нож в нутре?
— Так ты потому не казнил меня? Чтобы он не получил, что хотел?
— Да.
Закрываю глаза. Хоть ненадолго спрятаться от прошлого… Не только моя смерть, но и моя жизнь была предрешена. Я — лишь фигурка, ведомая даже не богами, а желанием одного мужчины наказать другого как можно сильнее. Даже моя жизнь — наказание…