Мои любимые преподы
Шрифт:
Наказание я получил сейчас, а не когда меня закрыли.
Худшее наказание – предательство.
Глава 7. Ева
Поправляю платье перед зеркалом и отбрасываю за спину волосы.
Опять я в желтом, хотя теперь сменила имидж, стала смелее, у меня есть красное сногсшибательное платье, и черное мини, накупила в июне, больную душу лечила шопингом, и про ребенка тогда еще не знала.
А теперь носить короткие броские наряды мне уже нельзя, наверное, это
Да и внимание лишнее мне не нужно. И в клуб идти не надо, что я там забыла – этой мыслью заканчивается мой внутренний монолог и я, вздохнув, присаживаюсь на кровать.
– Ну ты чего, Ева? – Оля водит красной помадой по губам. – Опять реветь собралась? – она щурится.
– Я не ревела, – вскидываю подбородок, вру зачем-то, подруга ведь все видела, тогда, во дворе у Сергея, и я шмыгала носом всю дорогу, разве что в голос не рыдала. – Просто не хочется в клуб. Мне и пить нельзя.
– Почему это? – удивляется Оля.
Прикусываю язык.
Не знаю, как ей сказать, боюсь, что она разволнуется, начнет на мозг капать, что нам с преподами обязательно встретиться надо, и я должна им рассказать.
А рассказывать я ничего не собираюсь, один неизвестно когда из тюрьмы выйдет, второй довольный женится, им не до меня, таким, как они, не нужны дети, тем более, от обычной студентки, это там, у меня дома фамилия Снежинские означает престиж, а в этом городе главные Воронцов, Штерн, и как там, Настиного отца губернатора величают?
– Ева? – напоминает о себе Оля.
– Просто пить вредно, – веско говорю и встаю с кровати. – Ладно, – смотрю в зеркало, – последний день каникул, с завтра на учебу…немножко потанцуем, – решаюсь.
– Это правильно, – деловито кивает подруга и берет меня под руку.
Спускаемся вниз, такси уже ждет возле общежития. По дороге любуюсь вечером, сумерками, первыми огнями и морщу лоб, завтра после линейки нужно будет съездить посмотреть две квартиры, и, если все понравится – переезжать.
Ладонью привычно глажу живот, я начала правильно питаться, читаю много справочников, разбираюсь потихоньку, я счастлива почти.
– И на днях нужно сходить в больницу, проверить тебя, – шепотом делюсь планами с ребенком.
– С кем ты опять разговариваешь? – раздражается подруга и щелкает складным зеркальцем. – Под нос себе что-то бормочешь вечно, бесит уже.
Краснею. Чувствую себя глупо, но ничего поделать не могу, трепещу и жду, я изнутри меняюсь, и мне радостно.
Такси останавливается возле "Да Винчи".
Долго смотрю на яркую вывеску, давлю воспоминания, вздыхаю и выбираюсь на улицу. Под руку с Олей шагаю сквозь разряженные стайки девушек, отмахиваюсь от дыма, когда какой-то парень выдыхает его мне прямо в лицо.
– Фу, – захожу в клуб, и сразу музыка ударяет по ушам.
Оля тянет меня к стойке, а я раздумываю, не вредно ли это мне, я и забыла уже, какая тут громкость, а еще крики, вопли, раскатистый смех.
– Нам два пива! – кричит Оля и ладонями бьет по стойке.
– Я же сказала – не буду, – качаю головой и сажусь на табурет. – Молоко есть?
– Молоко? – переспрашивает бармен с таким видом, словно я у него травку попросила, и после моего кивка хмыкает. – Есть.
– Один стакан, – заказываю.
– Ну это очень странно, – делится впечатлениями Оля и тянет руки, когда перед ней ставят высокий бокал с белой шапкой пены. – Ты не на детский утренник пришла, Ева, а в клуб.
– Хватит нудеть, – улыбаюсь и отпиваю из своего стакана. Разворачиваюсь на стуле с желанием посмотреть на зал и танцующих.
И давлюсь молоком, наткнувшись на пристальный взгляд.
Светлые волосы, небрежная челка. Золотистые светло-карие глаза, чувственный рот.
Несколько дней назад я его во дворе караулила, тогда он шел и смеялся, а сейчас стоит в двух шагах от меня и смотрит так, словно мы не в шумном молодежном клубе встретились, а на похоронах.
– Здравствуйте, Сергей Георгиевич, – тонким голосом приветствует его Оля и толкает меня локтем. – Вот так встреча. А мы тут…последний день каникул.
Сергей словно не замечает никого вокруг, не слышит, хватает меня за руку и почти сдергивает с табурета.
– Иди сюда.
От звуков его голоса сердце сбивается с ритма, его пальцы обхватывают мое запястье, и кожу жжет, семеню за ним сквозь толпу, вокруг столько запахов, алкоголя и пота, а я чувствую лишь его парфюм, свежий, едва уловимый, взглядом впиваюсь в его затылок и нестерпимо хочу пальцы запустить в эти мягкие светлые волосы, потрогать его.
– Знакомься, это, похоже, папа, – негромко говорю, и накрываю ладонью живот.
Сергей оглядывается.
– Чего? – он щурится, по его лицу цветные вспышки носятся, он такой чужой и такой родной.
– Ничего, – пытаюсь выдернуть руку. – Отпусти, куда ты меня тащишь?
– Пришли, – он выдергивает меня из толпы в закуток возле туалетов. Сдвигает к стене, сам напротив встает, загораживая дорогу. Долгим взглядом изучает меня, оценивает мои распущенные волосы, смотрит ниже, на платье и изгибает губы. Возвращается к глазам. И понижает голос. – Ну что. Привет, Ева.
Глава 8. Сергей
Настя достает, бесит меня своим постоянным хвастовством, мелким слюнтяйничеством и нытьем, но, пожалуй, я заслужил именно это. Не больше и не меньше – вот такую вот Настю. Ведь примерно на такой я и планировал жениться со временем, лет в тридцать-тридцать пять: на высокомерной кукле, умеющей вести себя в обществе, и с родословной, как у породистой кобылы.