Мои сводные монстры
Шрифт:
– А вот и Алиса, - тепло встречает меня Регина. Сколько раз я ее видела - она постоянно в движении, что-то делает. Сейчас расставляет на столе блюда с пышными румяными булочками и носится между кресел.
Вежливо бормочу приветствия и с облегчением замечаю, что старших братьев нет. За столом их тетя, дед, и Ник, и все.
– А мальчики на работу уехали, срочные дела у них, завтракать всем вместе не всегда получается, а жаль, - Регина ставит кофейник и вытирает руки белым полотенцем. Зовет папу.
–
Рассаживаюсь напротив Ника.
Он намазывает булочку маслом и что-то с увлечением рассказывает деду, а тот с таким одобрительным видом слушает, что сразу ясно - младший у него явно в любимчиках, ему все прощается, его больше всех баловали, вот он и вырос таким - распущенным и горячим, словно боится не успеть жить.
Ем вкусную сладкую выпечку с черничным джемом. Запиваю кофе с молоком и глазею на семейство, краем уха ловлю разговоры, смех, шуточки их свои, особенные какие-то, и бросаю невольные взгляды на папу.
Ему все нравится.
Хоть и пришлось переехать в дом к женщине, а не наоборот.
И что я должна сказать ему, мол, меня сексуально домогаются сыновья твоей невесты, поэтому отмени свадьбу и поехали обратно домой?
Допиваю кофе, и впервые за весь завтрак ощущаю на себе черный взгляд Ника. Поднимаю голову, тоже смотрю на него. В памяти смутно, мазками, всплывают его объятия, он вел меня наверх этой ночью, провожал в комнату, и это почти осязаемо сейчас - тепло его сильного тела.
И самое главное - он не приставал. Не напрашивался в комнату ко мне. И это странно.
Я внезапной братской заботе не верю ни капли, я снова не в курсе правил игры.
Ведь он так на меня смотрит. Взгляд густой, томный, он мужским интересом наполнен, и я на автомате плотнее сжимаю под столом ноги.
Он и дед первыми встают из кресел, и будто по команде, рассасываются остальные.
– На счет твоей подписи, Алиса, - напоминает папа, когда я, наплевав на куртку, собираюсь выйти из дома. Он по пятам за мной ходит сегодня, и это слишком знакомо, в прошлый раз, когда он метался со своими документами, было тоже самое, каждый мой шаг контролировал.
– Встреча же отложилась?
– оглядываюсь от двери.
– Когда понадобится - скажешь.
– В конце недели, - он ближе шагает ко мне, на ходу влезает в черный пиджак.
– Поэтому сиди дома. И не шляйся со своей Викой. Чтобы я потом не искал тебя, не обрывал телефоны. Вчера во сколько пришла?
Он открывает дверь, и первым выходит на улицу.
– Ближе к ночи, - признаюсь, - зато вон, - рукой показываю за ворота.
– Моя машина.
Он ничего не говорит, не прощается даже, просто идет к своему авто.
Стою на крыльце и качаю головой.
Да он из-за этих Рождественских гавкает на меня целыми днями, боится, что ему новую жизнь с Региной испорчу,
Я и не хочу.
Зачем мешать счастью.
– Чего загрустила, лапушка?
– позади хлопает дверь, и на ягодицы нагло ложатся ладони Ника.
– Какая аппетитная попа, - он сжимает меня.
– Как я люблю эту попу. Стой, а ты почему в одной кофте?
Через пару секунд мне на плечи опускается его джинсовка с белым меховым воротником.
– К тебе есть претензии, - продолжает Николас, и обходит меня, спускается, оглядывается, и смотрит снизу вверх.
– Моя машина в ремонте после того, как повстречалась с моей лапушкой-вандалкой. Поэтому два варианта. Либо я беру твою. Либо ты меня подбросишь до студии. А по дороге, - его глаза загораются дьявольским блеском, - займемся чем-нибудь интересным.
– Ты подумала над моими словами, лапушка?
– спрашивает Ник и, не дожидаясь ответа, выставляет вперед палец.
– Погоди, важный звонок.
Он принимает вызов. Четвертый или пятый по счету за всю дорогу, а мы уже в черте города. Сверяюсь с картой, послушно поворачиваю на светофорах, везу его на работу или куда там ему надо, и он все это время болтает по телефону.
Нет, я слышу, там что-то важное. Краем уха ловлю отдельные фразы и впервые различаю в его голосе командные ноты, присущие всем Рождественским.
Поэтому еду. И бросаю на мужчину любопытные взгляды.
Он ведь лишь с виду такой - выбирает удобную неформальную одежду, сидит, лениво развалившись в кресле, волосы держит в вечном беспорядке, словно всю ночь до утра занимался сексом, и только что вылез из постели.
И кажется, будто он весь на ладони - любит вредную еду, скорость, драки, красивых женщин, крутые машины. Много смеется, бегает от проблем, богатый бездельник с ветром в голове.
Но вот он ерошит волосы. Машинально закуривает. И чуть огорченно, устало говорит в трубку:
– Актриса слетела вчера, а новость эта ко мне добиралась голубиной почтой, я так понимаю? Гена, ты хреновый администратор, чего тебе еще сказать? Я не знаю, что тебе теперь делать. Подумай, Гена. Может, ты вчера мне позвонить должен был, ну так, как вариант, м?
И я вижу - все, что он в себе показывал раньше - оно напускное, а вот сейчас, когда он забыл о моем присутствии и занят работой - сейчас здесь настоящий Николас Рождественский, самый младший в роду, и самый счастливый, наверное, знает, что он любимец фортуны, но при этом усердно трудится, как и вся семья.
Папа был прав, когда говорил, что Рождественские - настоящие правильные мужики.
Я с этим утверждением согласна.
Ник сбрасывает вызов и кратко матерится себе под нос. Опускает стекло и стряхивает за окно пепел, который тут же подхватывает порыв ветра.