Мои воспоминания

Крылов Алексей Николаевич

В 1914 г. приема в Морскую академию не было и лекций не читалось, я был свободен и решил употребить свободное время на перевод и издание «Начал» Ньютона на русском языке, снабдив этот перевод комментарием, изложенным так, чтобы он был понятен слушателям Морской академии.

Я работал аккуратно ежедневно по три часа утром и по три часа вечером. Сперва я переводил текст почти буквально и к каждому выводу тотчас писал комментарий; затем, после того как заканчивался отдел, я выправлял перевод так, чтобы смысл сохранял точное соответствие латинскому подлиннику, и вместе с тем мною соблюдались чистота и правильность русского языка; после этого я переписывал все начисто, вставлял в свое место комментарий и подготовлял

к набору. К концу 1915 г. был отпечатан 1-й том, содержащий книги I и II «Начал». К концу 1916 г. весь перевод был окончен и отпечатан, составив выпуски 3-й и 4-й «Известий Морской академии». Некоторые авторы полагают, что Ньютон пользовался исчислением бесконечно малых или, как он их называл, «флюксий» и «флюент» в гораздо большей мере, нежели он это показал в «Началах». Изучение Ньютона и перевод его «Начал» показали мне, что Ньютон рассуждал, получал и доказывал свои выводы именно так, как это в его «Началах» сказано, и что это, по словам Лагранжа, «величайшее произведение человеческого ума» не подвергалось никакой обработке. Во времена Ньютона алгебра и анализ далеко не были тем математическим орудием, как теперь, — этим орудием была геометрия, которой после Ньютона, почти с равной ему силой, владели Маклорен, Шаль и Штейнер.

С началом войны Путиловские заводы получили громадные казенные заказы на шрапнели, полевые орудия и прочие предметы обороны.

Начиная с 1915 г. происходили большие задержки в сроках поставок, на что обратили внимание Государственная дума и Государственный совет. Насколько помню, с весны 1915 г. в состав правления Путиловских заводов были включены инспектора от правительства: артиллерии-полковник кн. Андрей Григорьевич Гагарин, бывший первым директором Политехнического института; профессор Инженерной академии генерал-майор Г. Г. Кривошеин и флота генерал-лейтенант профессор Морской академии Н. Н. Оглоблинский.

Гагарин был специалист по испытанию механических качеств материалов и изобретатель известного пресса его системы. Он состоял при петербургском арсенале и был знающий техник по точной обработке металлов.

Кривошеин был выдающийся инженер-мостовик; по его проектам были построены в Петербурге Охтинский и затем Дворцовый мосты через Неву.

Оглоблинский был специалист по девиации компасов и после И. П. де Колонга читал этот предмет в Морской академии и заведывал компасным делом во флоте.

С осени 1915 г., по соглашению военного министра А. А. Поливанова с морским министром И. К. Григоровичем, я был включен в состав правительственного правления Путиловских заводов.

С управлением заводами, если не считать небольшого Одесского адмиралтейства РОПиТа, я никогда никакого дела не имел, но все-таки имел трехлетний опыт в управлении акционерным предприятием, тогда как мои сотоварищи ни того, ни другого опыта не имели.

Н. Н. Оглоблинский, чувствуя, что дело для него новое, подходил к нему со свойственной ему тщательностью и обстоятельностью, в практическом деле иногда излишнею. А. Г. Гагарин проявлял часто мелочность, вдаваясь в такие детали производства, которые были делом помощника цехового мастера или младшего инженера, а не правления, на рассмотрение которого он их вносил.

Г. Г. Кривошеин обладал сварливым характером и излишнею подозрительностью, нарушавшими необходимую спокойную деловитость при управлении таким громадным предприятием, как Путиловский завод, на котором в то время было до 25 000 рабочих.

К Путиловскому заводу принадлежала и верфь, устроенная фирмой «Блом и Фосс», вошедшей еще года за два до войны в соглашение с Путиловским заводом.

На этой верфи шла постройка двух крейсеров водоизмещением около 7500 тонн и нескольких (кажется, шести) эсминцев типа «Новик», а также было установлено производство ручных гранат, выгодное для завода,

но отвлекавшее большое число рабочих от судостроительных работ, шедших с большим опозданием по сравнению с Ижорской верфью Металлического завода.

Ввиду непрекращающегося опоздания по сдаче всех заказов, по настоянию Государственной думы и Государственного совета было решено наложить секвестр, т. е. взять заводы в правительственное управление, причем я был назначен председателем правления, состав которого был пополнен представителем Главного артиллерийского управления генерал-майором Султан-Шахом и представителем Государственного контроля.

Общего положения об управлении секвестрованными предприятиями не было, от Комитета обороны Государственного совета было лишь сообщено, что дело должно быть ведено на «коммерческих началах» и по миновании секвестра вновь возвращено правлению, которое будет избрано общим собранием акционеров, бывшее же правление от ведения дела отстраняется; все служащие остаются на своих местах. Начальником завода назначается профессор Артиллерийской академии Н. Ф. Дроздов.

Для ведения финансовой части учреждалась особая междуведомственная комиссия под председательством товарища министра финансов сенатора Николаенко.

Предыдущее правление, заранее ожидавшее секвестра, распорядилось так, что текущий счет завода имелся только в Северном банке, где председателем правления был тот же А. И. Путилов, как и правления Путиловских заводов (он был близкий родственник основателя завода Путилова, давно умершего).

Само собою разумеется, что при передаче кассы правлений в ней в полном соответствии с бухгалтерией было 1 р. 15 к., а на текущем счету в банке было 135 руб. или что-то в этом роде.

Я тогда опыта, преподанного в 1916 г. Иваном Михайловичем Лысковским, еще не имел, знал только приписанное Щедриным некоему отцу-дьякону выражение: «баланец подвели, фитанец выдали, в лоро и ностро записали, а денежки-то тю-тю».

Приняли мы дело в среду, всего средств 136 р. 15 к., а в субботу одной заработной платы предстояло уплатить около 2 500 000 рублей, да по счетам других заводов за разные материалы и прочее около 4 000 000.

Телефонирую Николаенко, чтобы перевел в Госбанк 10 000 000 руб.

Отвечает:

— Без постановления междуведомственной комиссии нельзя, созывайте на завтра заседание.

Созвал в 9 ч вечера. Доложил я положение, и пошли, как обыкновенно, пустые разговоры.

Часы пробили 12 часов ночи, я попросил слова:

— Вот и пятница наступила, и я могу сказать, что завтра мне надо раздать заработную плату 25 000 рабочих. Если ее не раздать, они могут начать завод громить и будут правы, не голодать же им, пока тут все «междуведомственные» формальности будут исполнены. Двадцать пять тысяч — это две дивизии: или присылайте две дивизии войска, или вносите на текущий счет в Государственный банк деньги, чтобы я мог с рабочими расплатиться и срочные векселя без протеста погасить. Мне надо дело делать, а не разговоры разговаривать. В субботу в 9 ч утра я пришлю кассиров за деньгами. Если денег не будет, за последствия я не отвечаю.

В пятницу в 12 часов дня Государственный банк уведомил, что правлению открыт текущий счет на 10 000 000 руб.

Заводское дело — дело живое, и в мертвящий формализм оно трудно укладывается, представитель же Государственного контроля для каждого распоряжения требовал мотивировку, чуть что не целый философский трактат.

Одно неотложно спешное дело я решил, не собирая правления, а просто переговорив с Дроздовым. На ближайшем заседании я доложил правлению о сделанном распоряжении. Представитель контроля заявил, что он протестует и что надо это распоряжение мотивировать. Мне под конец эта формалистика и чтение им своих мотивировок, отнимавшее время, надоели, я не сдержался и сказал: