Моисей
Шрифт:
Между тем расчет Йохевед оказался верным. Утром, как обычно, дочь фараона появилась на берегу реки в сопровождении служанок. Услышав доносящийся из зарослей камыша плач проголодавшегося ребенка, принцесса велела своим служанкам отправиться туда и принести его. Служанки поспешили выполнить этот приказ. Спустившись в воду, они отправились в камышовые заросли, но вскоре вернулись оттуда с пустыми руками.
— О госпожа! — сказали они. — Он обрезан. Это — еврейский ребенок! Его нельзя спасать — ведь это означает нарушить указ фараона!
Принцесса задумалась, но в это время из камышей снова послышался жалобный, словно молящий о помощи плач младенца,
Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» утверждает, что дочь фараона звали Фермуфис, однако в еврейскую историю она вошла как Батья, что в переводе означает «дочь Бога». Все те же еврейские предания утверждают, что Батья дожила до глубокой старости, приняла иудаизм и вместе с возглавляемыми Моисеем евреями вышла из Египта.
Едва увидев отличавшегося необычайной красотой еврейского младенца, Фермуфис-Батья мгновенно привязалась к нему и решила сделать своим приемным сыном — тем более что своих детей у нее не было. Она же дала ему имя Мосе, звучание которого на различных языках варьирует. На еврейском оно произносится Моше, на английском это имя звучит Мозес на арабском - Муса, на русском - Моисей.
Некоторые исследователи утверждают, что это имя имеет еврейское происхождение, являясь производным от еврейского глагола «лямшох» — тянуть, вытаскивать. Еврейское происхождение этого имени, говорят они, вполне логично: с одной стороны, Моисей был сам вытащен из воды, а с другой — он как бы вытащил, вытянул евреев из-под ига рабства.
Однако все тот же Флавий настаивает, что будущий вождь еврейского народа носил египетское имя, означавшее «спасенный из воды»: «мо» на египетском языке означало «вода», а «усес» — «спасенный». По мнению же библеистов, этимология имени Моше-Мосе объясняется куда проще: «мое» на египетском означало «сын», и это слово входило в качестве составляющего во многие имена фараонов и их приближенных: ЯхМОС, ТутМОС, РаМСес, ПтахМОС и т. д. В тексте Пятикнижия также подчеркивается, что имя Моисей было дано ребенку дочерью фараона и имеет египетское происхождение.
Но мы отвлеклись, а тем временем спасенный Фермуфис младенец продолжал отчаянно плакать и требовать есть. Принцесса велела привести кормилицу, но мальчик наотрез отказался взять у нее грудь. То же произошло со второй кормилицей, и с третьей, и с четвертой, и тогда на берегу Нила как бы случайно появилась Мириам.
— Напрасно, царевна, ты вызываешь всех этих женщин: если это еврейский ребенок, то он возьмет грудь только у еврейки! — сказала Мириам.
«И сказала сестра младенца дочери фараона: "Не сходить ли мне позвать еврейскую женщину, чтобы выкормить тебе младенца?" И ответила дочь фараона: "Иди!" Пошла девочка и позвала мать младенца. Дочь фараона сказала ей: "Возьми младенца и выкорми, а я за это тебе заплачу".
И взяла женщина младенца и выкормила его. И вырос ребенок, привела она его к дочери фараона. И стал он ей сыном, и назвала она его именем Моше и сказала: "Потому что из воды я вытащила его"...» (Исх. 2:7—11).
Так и случилось, что до двух лет Моисей спокойно рос в собственном доме на руках своей матери, да еще и под
Сам факт, что Моисей был вскормлен именно молоком еврейской матери, имеет с точки зрения еврейского фольклора огромное значение: ведь согласно еврейской мистике молоко матери обладает, помимо всего прочего, особой эманацией, оказывающей решающее влияние на формирование личности человека. Не случайно Пятикнижие подчеркивает, что праматерь еврейского народа Сара, родившая Исаака в девяносто лет, сама кормила его грудью.
Впрочем, подобный взгляд на чудодейственные свойства материнского молока существует у многих народов — достаточно вспомнить расхожее русское выражение «впитал с молоком матери».
Почти все исследователи и популяризаторы Библии обращают внимание на поразительное сходство рассказа Пятикнижия о рождении Моисея с аналогичными легендами о рождении царей и вождей у многих других народов Европы и Азии.
Самой древней из них является, пожалуй, легенда о рождении аккадского царя Саргона, правившего около 2600 года (по другим данным — около 2350-го) до н. э. Согласно надписи, высеченной на его статуе, мать Саргона зачала его от неизвестного мужчины и, чтобы сохранить его рождение в тайне, положила младенца в осмоленную тростниковую корзинку и пустила ее вниз по реке. Эту корзинку нашел «Акки-ороситель» (по всей видимости, управляющий отводными каналами. — П. Л.). Акки вырастил Саргона и сделал его садовником, а затем юношу полюбила богиня Иштар и помогла ему взойти на царство.
Тот же сюжет лежит в основе пересказываемого Плутархом значительно более позднего предания об основателе Рима Ромуле. Согласно этой легенде, младший сын царя города Альба-Лонги Амилиус отобрал трон у своего старшего брата, а затем, чтобы лишить его мужского потомства, убил своего племянника, а его дочь Рею Сильвию обрек на безбрачие, сделав ее жрицей богини Весты. Когда же Рея Сильвия все-таки забеременела от самого бога Марса и родила близнецов Ромула и Рема, Амилиус велел бросить обоих мальчиков в реку. Однако случилось так, что Тибр вышел из берегов, и слуги, которым было поручено утопить детей, оставили корзину с близнецами на отмели у подножия Палатинского холма. Здесь их и нашла волчица, привлеченная их плачем. Дж. Фрэзер в книге «Фольклор в Ветхом Завете» приводит еще несколько подобных легенд, в том числе рассказанную в «Махабхарате» историю, как принцесса Кунти родила сына от бога Солнца. Стыдясь своего греха, уложила дитя в корзинку и со слезами на глазах пустила его в воды реки Асва, которые вынесли корзину в Ганг. Здесь его нашли супруги из племени су- та, которые его и вырастили, но при этом царственная мать продолжала следить за судьбой своего сына.
Фрэзер отмечает, что если еще можно предположить, что древние евреи были хорошо знакомы с мифом о рождении Саргона и попросту переделали его на новый лад, то трудно допустить, что шумеры или евреи были знакомы с «Махабхаратой» или что авторы последней были знакомы с семитской мифологией. Все эти легенды, по мысли Фрэзера, возникли независимо друг от друга и были плодом народной фантазии, подчас рождающей у различных, отделенных друг от друга тысячами километров племен совершенно аналогичные сюжеты.