Мокрая и ласковая
Шрифт:
Стеклов шел за ними, не питая иллюзий и надежд на то, что когда-нибудь сможет забыть это посещение. Почему-то он вдруг вспомнил Геннадия Андреевича и его дурацкий испуг при виде Мартина. И еще эта сказочка о щенках… Или теперь уже не сказочка?..
Они добрели до веранды и сошли по ступеням в ледяной дождь. Ветер безотрадно блуждал по голому парку и раскачивал висящий снаружи фонарь. Слабеющий мутный свет выхватывал из темноты лишь малую часть топкой земли, по которой, скользя, двигались двое. Девушка с выеденными
Стеклов стоял в пределах досягаемости дождя и ветра, но холод лишь помогал ему сдерживаться и не изойти рвотой. Реакция на страх была унизительной и непреодолимой. Чего он ждал – что гости исчезнут? Нет, все было гораздо хуже – они удалялись в ту сторону, где не было ни дороги, ни леса, ни человеческих жилищ.
Они уходили к черному озеру.
Тьма и вода, льющаяся с неба, скрыли их, но они вернутся – теперь Стеклов ЗНАЛ это. Они совсем близко. В озере. И может быть, он обошелся с ними слишком жестоко…
Он машинально потрогал дверь, но так и не вспомнил, запирал ли на ночь замки. Вероятно нет, понадеявшись на ленивую беспечную стерву…
Он закрыл дверь, отгородившись от холодного мрака, и только теперь подумал о Мартине. Фонарь качнулся влево, вправо и остановился, зацепившись за что-то. Бледное желтое сияние сосредоточилось в дальнем углу веранды. Там лежал пес. Его зрачки не отреагировали на свет. Борис подошел к нему и осторожно наклонился, почему-то опасаясь этого темного отчужденного зверя.
Мартин был мокрым. Кое-где к его шерсти прилипли знакомые Стеклову гниющие водоросли.
Кто гладил тебя, пес? Кто пытался увести тебя? Или играть с тобой? Или, может быть, искал у тебя сочувствия?..
Мартина била мелкая, но непрерывная дрожь. Это не было следствием переохлаждения. Борис знал настоящую причину. Его самого трясло почти так же сильно.
Похоже, пес не замечал его присутствия. Борис хотел искупать его в горячей воде и попытался взять на руки. Пальцы наткнулись на узлы сведенных судорогой мышц.
Тогда Стеклов накрыл Мартина валявшимся поблизости старым одеялом и отправился в дом, надеясь обнаружить где-нибудь бутылку водки. Хотя бы теплой.
Но не мог не думать о гостях.
Пожалуй, ему еще повезло, что они не отправились наверх и не разбудили детей, иначе всю оставшуюся жизнь Борису пришлось бы иметь дело с двумя заикающимися идиотами. Все же Стеклов решил проверить это. Он нашел в кладовке электрический фонарик и поднялся на второй этаж.
Возле спальни, где безмятежно храпела жена, его охватило раздражение. Кому-кому, а ей бы не помешал небольшой сеанс шоковой терапии. Может быть, тогда она перестала бы думать о всякой чепухе. Но ужас, к сожалению, не излечивает глупость…
Он подошел к двери детской спальни. Мокрых следов в коридоре не было, или… они уже высохли. На всякий случай он взялся за ручку и толкнул дверь. И с омерзением ощутил, что ладонь испачкана чем-то холодным, пористым и липким.
Два темных холмика под одеялами несколько успокоили его. Только после этого он поднес руку к свету и увидел прилипший к ней комок мелких водорослей, уже мертвых и превратившихся в гниющую массу.
Глава седьмая
Вечером следующего дня играли в карты у соседа. Геннадий Андреевич долго всматривался в Стеклова пытливым прокурорским взглядом, после чего заговорил как бы сам с собой:
– Что-то мне сегодня не спалось. Выходил подышать воздухом. Мне показалось, что я видел свет на вашей веранде, около трех часов…
Борис неуверенно кивнул.
– Мне тоже… не спалось.
Старик хмыкнул и погрузился в невеселые размышления над своим дырявым мизером. Музыкант переводил взгляд с одного партнера на другого, уловив возникшую напряженность. Экс-прокурор называл его просто «Владик».
– Как насчет утопленников? – хмуро спросил Стеклов спустя десять минут.
– Что вы имеете в виду? – вкрадчиво, с улыбочкой, осведомился Владик.
– Ну, может быть, кто-нибудь утонул в этом нашем озере…
– Наверняка, – буркнул Геннадий Андреевич, не отрывая взгляда от своих карт.
– Ре-гу-ляр-но, – с довольным видом отчеканил музыкант.
– Что значит – регулярно?
– Давайте посчитаем. Хотя бы один в десять лет – это ведь совсем не много, правда? Но за век уже наберется десяток…
– О, черт, – Борис поморщился. Музыкант приоткрылся с новой, неожиданной стороны. Некрофил, что ли?
– Глупости болтаешь, Владик, – мрачно сказал Геннадий Андреевич.
– Я не об этом, – Стеклов не давал сбить себя с толку. – За последние несколько месяцев…
– Определенно что-то было! – музыкант щелкнул пальцами. – Незадолго до вашего приезда. Геннадий, ты должен помнить…
– Помню, помню, – дурное настроение отставного прокурора усугублялось растущей «горой».
– Так что же было?
– Полицейские. Задавали вопросы. Кто что видел, кто что слышал… Искали пропавшую парочку из города. Легкомысленная молодежь. Приехали на пикник – и… – Владик сделал широкий жест руками, будто дирижировал невидимым оркестром.
Карты расплылись у Стеклова перед глазами. Он долго не мог найти червовую даму и отличить ее от бубнового короля. Какой-то бесплотный зверек лизнул его вдоль позвоночника холодным языком; Борису вдруг захотелось все бросить, оказаться подальше отсюда и увезти с собой детей. Но он все еще не хотел согласиться с тем, что какой-то дурацкий кошмар может изгнать его из того места, к которому его влекло.