Молчаливый
Шрифт:
Ч.Ф.»
К письму прилагалось десять небольших бутылочек, купленных, как я понял, в банальнейшей магловской аптеке: ничем иным я не мог объяснить абсолютно одинаковые отметки, показывающие дозировки. В общей сложности сто порций довольно дорогого зелья, мечты любого подростка. На ближайшее время этого должно было хватить, поскольку времени на развлечения было мало. Зелье Кахекидиса я уже получил от Грюма и выпил мерзкое пойло дней десять назад, но для гарантии я старательно загибал пальцы, подсчитывая, сколько прошло времени.
— Рон, — я тщательно упаковал полученные зелья в сундучок и в дополнение к замку наложил противное заклятье из числа изученных за последнее время. Не хотелось лишиться добычи
— Зачем тебе магловские книги? — выпучил глаза Уизли.
— Может, я решил позаниматься магловскими науками? — хохотнул я, любуясь страдальчески наморщенным лбом. — Просто я хочу купить несколько книг по боевым искусствам маглов и по их системам спортивной подготовки. Мадам Помфри посоветовала.
Рональд недоверчиво покачал головой, но не стал приставать с вопросами: упоминание школьной целительницы подействовало.
— Ну ладно, — проворчал он, усаживаясь за стол, за которым, повинуясь наставлениям Гермионы, всё же пытался выполнить домашнее задание на лето.
Сама Гермиона, равно как и я сам, уже написали все необходимые свитки, причём, судя по её недоуменным взглядам, я впервые не просил проверить мои тексты. Ей не приходило в голову, что самые главные экзамены — практические — не заменят никакие эссе и свитки: даже самый высоколобый волшебник на Лиаре владел боевой магией и навыками выживания. К этому подталкивала непрекращавшаяся много веков война. Империя воевала с южными кочевниками, иногда легионы теократов Ру-Ло схлестывались в бою с имперскими воинами. Северные государства вечно спорили за власть на своём промерзшем до самых костей земли материке. Хитрые корабельщики Караза бились без всякой жалости с вольным союзом торговых городов, а имперские торговые флотилии не раз подвергались нападениям пиратских ватаг. Одна из старых сказок гласила, что некогда жил мудрец, придумавший величайшее заклинание, способное сделать всех людей счастливыми. И единственное, что нужно было, чтобы сплести его — в мире не должен был гибнуть в бою и на войне ни один человек. Мудрец прожил долгую жизнь, и долгую жизнь прожили его ученики, но так и не случилось такого мгновения, чтобы на Лиаре не лилась чья-то кровь. И заклинание было забыто и похоронено с последним из учеников неизвестного мастера.
* * *
Вечерний Лондон встретил меня промозглой сыростью последней недели августа. Холодный туман окутывал дома и людей, превращая идущих по улицам в смутные призраки, освещённые уличными фонарями и фарами проезжавших автомобилей. С некоторым трудом разобравшись в карте Лондона, которую уже давно брал с собой в каждое посещение этого громадного по меркам Лиара города, я проехал несколько станций на поезде, наконец выбравшись на станции Оксфорд Сёркэс (OxfordCircus— Автор в курсе, что русскими буквами можно написать по-разному...). Чопорный и спокойный Лондон в этом районе давал трещину: многочисленные лавочки, ресторанчики и увеселительные заведения разного толка освещали мостовую многоцветьем огней, слышалась незнакомая речь множества туристов, чёрный цвет людской одежды в центральной части Лондона уступал здесь власть ярким краскам. Я с наслаждением втянул в себя воздух, пропитанный незнакомыми ароматами. Жизнь здесь кипела и бурлила, несмотря на позднее время. Квартал Сохо предоставлял желающим практически все, а то и все возможные развлечения, в зависимости от толщины кошелька, как и любой похожий квартал в любом городе мира.
Выпив стакан апельсинового сока в недорогом ресторанчике, где недоуменно покосились на подростка, гуляющего в вечернее время в одиночестве, я зашёл в туалет. Быстро сбросив мешковатую одежду, взятую из дома Уизли, я выпил дозу комбинированного зелья. Изящную серебряную флягу, куда я перелил зелье, чтобы не привлекать внимание к стекляшке, я сунул в карман.
Секунду ничего не происходило, а потом я вынужден был ухватиться руками за стенки туалета: тело пронзила дикая боль. Со страшным, мерзостным хрустом я стал расти, изменяться. Налилась силой грудная клетка и руки, рельефнее проступили мышцы ног, полностью чёрные волосы Поттера прорезали несколько белых прядей, по щеке заветвился
Спустя долгие, томительные минуты, превращение завершилось. Вместо щуплого подростка в туалете стоял слегка побитый жизнью мощный мужчина лет сорока. Я изрядно прибавил в росте: заблаговременно купленная одежда оказалась впору благодаря нескольким подсказкам в переписке с Фелтоном о расчётах роста и веса при трансформации. Быстро одевшись в простую, ничем не выделявшую меня среди прохожих одежду, я вытащил из рюкзака последнюю вещь, лежавшую внутри — небольшой чёрный же саквояж, куда отправился перемотанный тонкой верёвкой рюкзак и смотанная одежда Поттера. Бумажник с деньгами, которые я выделил на предстоявшее предприятие, отправился во внутренний карман тонкой серой куртки.
Выбравшись из туалета, я посмотрел на себя в зеркало — ничем не примечательный магл, узнать во мне подростка-Поттера было невозможно. Выбравшись из туалета, я посмотрел на себя в зеркало — ничем не примечательный магл, узнать во мне подростка-Поттера было невозможно. Пригладив волосы, я сделал самую важную во всей операции вещь: на купленных специально для этого карманных часах завёл будильник на звонок через три часа: почти как Оборотное, комбинированное зелье требовалось принимать по времени, благодаря переписке с Фелтоном я знал, что срок действия зелья сильно зависит от навыков зельевара. Похоже, Гермиона Грейнджер сварила не самую качественную его разновидность, если судить по часу, на который хватало действия её зелья. Однако для студентки второго курса это было невероятным достижением. Переодевание и привыкание к телу после трансформации заняли у меня порядка пятнадцати минут.
Подхватив саквояж, я направился к выходу.
На улице, тем временем, уже начало темнеть, и по стенам заискрилось многоцветье рекламных щитов. На них я не обращал внимания: опыт посещения злачных мест в Империи подсказывал, что нужно просто забраться поглубже в центр района.
Неспешно шагая по переполненным прохожими улицам, я пытался прочувствовать этот город. Магловский мир жил по совсем иным законам, нежели магический. Консерватизм и иерархия скрытого от глаз маглов мира волшебников сменялись открытостью, бешеным кипением эмоций, уличные торгаши расхваливали свои товары, люди смеялись и веселились во множестве ресторанчиков и клубов. И — что особо привлекло моё внимание — даже в этом весьма и весьма шумном районе толпу часто рассекали двойки и тройки стражников с короткими забавными дубинками, наручниками и пистолетами на форменных перевязях. Я снова задумался о том, где бы раздобыть хотя бы пистолет для испытаний: не стоило пренебрегать огнестрельным оружием, если оно будет работать в условиях магического мира. Но этот вопрос я отложил на ближайшее будущее.
Постепенно я уходил всё дальше и дальше от станции, улыбаясь проходившим мимо девушкам. Иногда я ловил на себе заинтересованные взгляды — тело Поттера в сорок лет обещало стать гораздо более развитым, чем сейчас. На одной из развилок я замер и сделал вид, что рассматриваю витрину магазина. Люди вокруг шли сплошным потоком, но я заметил, что здесь они выглядят странно подавлено: и было от чего: в этом месте магическая реальность подходила вплотную к обычному миру. И волшебник, оказавшийся на перекрёстке, при желании мог перейти в магическую часть улицы. Подавляющее же действие оказывали многоразличные противомагловские чары, которыми, как я ощущал, был буквально усеян этот участок улицы. Чары отвода глаз, чары невнимания, чары рассеянности, чары важных дел, как их называли. Все они описывались в дневнике Вальбурги Блек, посвятившей разбору этих заклятий несколько страниц с изощрёнными ругательствами. Почтенная старушка искренне не понимала, зачем нужны такие сложности вместо старого доброго Империуса.
Легчайшее прикосновение к моему карману заставило меня резко развернуться, тело сработало словно само собой, и я ловко заломил руку карманнику.
— Отпусти, — прохрипел согнувшийся от боли невзрачный парнишка лет двадцати.
— Что надо, парень? — я передвинул захват так, чтобы он мог выпрямиться, но при малейшем движении его кисть должна была затрещать. Незачем было привлекать лишнее внимание. Впрочем, люди и без того проходили мимо, одурманенные чарами.