Молчание идола. Сага заброшенных храмов
Шрифт:
В этот миг сзади на его голову обрушился удар дубинки. Свет померк в глазах Харрисона.
Его нынешнее положение породило в мозгу детектива какие-то туманные ассоциации с испанской инквизицией. Он, наконец, пришел в сознание. Возможно, эти ассоциации были порождены звяканьем стальных цепей. Выплывая из бездны галлюцинаций, он первым делом почувствовал, как болит у него голова, бережно дотронулся до нее и разразился яростными проклятиями.
Он велялся на бетонном
В комнате находились какие-то предметы, и по мере того как глаза Харрисона привыкали к чахлому свету, предметы эти приобретали все более конкретные очертания, а его охватывало леденящее душу предчувствие, казавшееся слишком фантастическим и жутким, чтобы довериться ему. И все же то, что предстало перед ним, было поистине невероятным. Тут находился какой-то механизм, оснашенный рычагами, воротами и цепями. С потолка свисала цепь. Были здесь и еще какие-то железные штуковины, напоминавшие по форме языки пламени. В одном из углов стояла массивная, изборожденная зарубинами плаха, а к ней был прислонен тяжелый широколезвенный топор. Детектив невольно содрогнулся, спрашивая себя, уж не снится ли ему все это средневековье в каком-то кошмарном сне. Он не сомневался в предназначении этих предметов, потому что видел точно такие же в музеях…
Почувствовав, что дверь отворилась, он изогнулся и увидел в проеме неясный силуэт — это был высокий, похожий на призрака человек, одетый во все черное. Человек вошел в комнату, словно сама Смерть, и притворил за собой дверь. Из-под капюшона на желтом лице ледяным блеском сверкнули глаза, выражение которых вселяло ужас.
Несколько мгновений царило молчание, но его нарушил сердитый окрик сыщика:
— Где я, черт побери, нахожусь? Кто вы? Снимите с меня цепь!
Ответом ему было лишь презрительное молчание, и под немигающим, пронзительным взглядом этих призрачных глаз Харрисон почувствовал, как лоб и тыльные стороны ладоней у него покрываются холодным потом.
— Болван! — Харрисон нервно содрогнулся при звуке этого ледяного, бесстрастного голоса.— Ты нашел свой конец!
— Кто вы? — продолжал вопрошать полицейский.
— Люди зовуг меня Эрлик-хан, что означает Повелитель мертвых,— ответил человек в черном. По спине Харрисона пробежали ледяные мурашки, не столько от испуга, сколько от неприятного волнения при мысли о том, что он наконец-то видит перед собой того человека, о существовании которого подозревал.
— Итак, Эрлик-хан — всего лишь человек,— хмыкнул детектив.— Я уж начинал думать, что это понятие именует целую банду китайцев.
— Я не китаец, а монгол,— ответил Эрлик-хан,— прямой потомок Чингиз-хана, великого завоевателя, перед которым склонялась вся Азия.
— А мне что за дело? — проворчал Харрисон, стараясь скрыть желание узнать больше.
— Затем, что скоро ты умрешь,— последовал спокойный ответ,— и мне хочется, чтобы ты понял, что попался ты не в лапы какой-нибудь обыкновенной бандитской шайки.
Я был настоятелем монастыря ламаитов в горах Внутренней Монголии и, если бы мне удалось осуществить свои намерения, возродил бы утраченную империю, да-да, древнюю империю Чингиз-хана, но разные кретины мешали мне и чуть не лишили меня жизни.
Я прибыл в Америку и здесь поставил перед собой новую цель — сплотить все тайные восточные общества в единую могучую организацию, чтобы иметь возможность осуществлять через нее все свои желания и опутать невидимыми щупальцами весь мир. Здесь, в месте, не вызывающем подозрения у таких недоумков, как ты, я построил свой замок. Я уже многого добился. Те, кто препятствует мне, внезапно погибают, или с ними происходит кое-что еще худшее — ты же видел болванов в упаковочных ящиках, стоящих в подвалах.
Это члены банды «Ят-Сой», пытавшиеся пренебречь мною.
— Душегуб! — пробормотал Харрисон.— Целый тонг отправленных на тот свет!
— Они живы,— поправил его Эрлик-хан.— Просто находятся в состоянии каталепсии, вызванном неким веществом, которое надежные слуги подсыпали им в питье. Их доставили сюда, чтобы я имел возможность убедить их в бессмысленности сопротивляться мне. Я располагаю несколькими подобными подземными склепами, где есть устройства, способные переубедить даже самых упрямых.
— Камеры пыток под Ривер-стрит! — прошептал детектив.— Черт меня побери, если этот кошмар мне не снится!
— Ты так долго разгадывал секреты кварталов Ривер-стрит. Неужто тебя поражают тайны, господствующие над их тайнами? — тихо промолвил Эрлик-хан.— По правде говоря, ты лишь слегка прикоснулся к их тайнам. Многие подчиняются моим приказам — китайцы, сирийцы, монголы, индийцы, арабы, турки, египтяне.
— Почему? — спросил Харрисон.— Почему столько людей, принадлежащих к разным, зачастую враждебным, религиям служат вам?..
— За всеми расхождениями в вопросах вероисповедания,— сказал Эрлик-хан,— стоит вечное Единство, главная сущность Востока. До того как появились Мухаммед, Конфуций или Гаутама, существовали общие для всех сынов Востока знаки и символы, такие древние, что их история теряется в веках. Есть культы, которые влиятельнее и старше ислама или буддизма,— древнейшие культы, возникшие до того, как был построен Вавилон или затонула Атлантида. Для посвященного все эти религии и верования — только новые одеяния, за которыми скрывается единая внутренняя сущность. Даже мертвому я не могу сказать больше. Достаточно знать, что я, которого называют Эрлик-ханом, имею власть над миром ислама и буддизма, но она простирается и за его пределы.
Лежа на полу, Харрисон молча размышлял над словами монгола, который через некоторое время нарушил молчание:
— Ты один виноват в том, что с тобой случилось. Я убежден, сегодня ты явился сюда не для того, чтобы шпионить за мной,— глупый, слепой кретин, даже не подозревавший о моем существовании. Я думал, что ты опрометчиво решил арестовать моего слугу, друза Али ибн-Сулеймаиа.
— Вы подослали его, чтобы убить меня,— прорычал Харрисон.
Презрительный смех заставил его стиснуть зубы.