Молчание пирамид
Шрифт:
Перед ледоставом Алексей Спиридонович как всегда утром повел на речку коня поить, чтоб потом запрячь да в лес ехать, но тот прибежал спустя четверть часа один, узда по земле волочится. Анна выскочила, запустила коня, оглядела весь берег — нет нигде мужа. Вернулась домой телогрейку надеть, а Я щерь с полатей соскочил, за руку взял и говорит, глядя в глаза:
— Не ищи, тетя Аня. Увезли его. Подъехали двое в кошевке, на паре, веревкой руки спутали и увезли. Убьют сегодня дядю Алексея в два часа пополудни.
Анна обмерла вначале, потом
Но не утешилась душа, в двенадцатом часу села Анна на коня верхом и в уезд, где органы были. А без малого шестьдесят верст! У них кони сытые, а у нее мерин лесозаводской, надорванный — не догнать, да и время упустила. Ровно в два часа пополудни запалился он и пал, Анна из седла кубарем и в тот миг поняла — нету более Алексея.
Но встала и пошла пешком, а как настегает себя мыслями, так и бегом бежит. К полуночи возле запертых дверей органов уже стояла, стучала и молила, чтоб к мужу пустили: знала, правду сказал Ящерь, да верить не хотела. А ей утром говорят — домой отпустили, мол, ошибочно взяли, и что ты тут, глупая баба, всю ночь стучала?
Неужто Ящерь предсказал ложно? Не бывало доселе, знать обманывают. Записалась к главному начальнику, приходит на следующий день в назначенный час — не пускают! Много вас, говорят, ходит тут. Сказано отпустили, значит отпустили. Иди домой! А она возьми и скажи:
— Знаю я, вы его еще вчера ровно в два часа пополудни убили!
Тут они запереглядывались, притихли.
— Кто тебе сказал? — ласково спрашивает один. Ящеря назвать — не приведи Бог! Да и не поверят…
— Нашлись люди, сказали!
Анну хвать и в каталажку. День просидела, вечером главный начальник приходит: маленький, черненький, кудряшки дыбом — ну, соплей перешибешь мужичонка!
— Кто сказал? — спрашивает строго, а бас-то как у батюшки силуяновского.
Анна поняла, что не отступятся, заплакала, взмолилась:
— Никто не сказал, сердцем почуяла, сон дурной видела…
— А почуяла ты сердцем, кто муж твой?
— Да кто? Человек добрый, обходительный да ласковый…
— Это он с тобой ласковый. Знала ты, что он — сын жандармского полковника? Знала, что скрыл он свое происхождение, в Сибирь прибежал, в доверие советской власти втерся?
Тут Анна обомлела, слова сказать не может: никогда ничего подобного о своем Алексее Спиридоновиче не слышала…
— Могу я тебя, — говорит этот мужичонка дальше, — в лагерях сгноить, как жену врага народа. Но я добрый и отпущу тебя, коли поблагодаришь меня.
Вспомнила она о детях, что остались без пригляда, и вымолвила:
— Благодарю…
Пришла домой с мыслями тяжкими, тихая, вялая, будто воздух из нее выпустили. Обняла Ящеря и говорит:
— Ох, не знаю, Ящерка, что и подумать… К кому ты ни явишься, туда горе приходит. Уж прости, но боюсь я тебя.
— Не бойся, тетя Аня, — сказал тогда Ящерь. — Ни с кем больше горя не приключится из нашей родни, и зла от властей не будет. Дядя Алексей — жертва заложная, чтоб никого более не трогали.
Промолчала она. Достала холстину и принялась шить сразу две сумы. А Ящерь посмотрел и спрашивает:
— Что это ты шьешь?
— По миру вас пущу, христарадничать. Мне-то кто подаст, а ребятишкам еще подают.
— Не надо побираться, тетка Анна. И так проживем.
— Как же мы теперь проживем без Алексея-то Спиридоновича? Кто нас кормить-поить будет? Нам ни пенсии не полагается, ни пособия, и на работу теперь не возьмут. Только по миру с сумой и остается…
— Сума мне пригодится еще, — вдруг заявил Ящерь и забрал у нее суму. — Придет время, с ней и буду ходить. А ты поезжай-ка в Силуяновку. Там сразу за поскотиной, что к реке выходит, порушенный амбар стоит. Пойди ночью, чтобы не видел никто, подними половицы в том амбаре и копай у левого переднего угла.
— И что же там есть?
— Углярка там зарыта. Достань ее и возьми золотых денежек пригоршни три. А остальное не бери, закрой углярку и снова закопай.
— Да откуда же там золоту быть? — усомнилась Анна.
— Есть, тетя Аня, уж скоро сто лет, как лежит. Теперь его час пришел.
— А все-то нельзя ли взять?
— Нельзя. Потом возьмешь, когда война начнется.
— Война?!..
— Только сразу не бери, подожди три месяца, когда пролитая кровь в чувство власть приведет, — распорядился Ящерь. — А возьмешь — все сдай государству. Пусть построят самолет…
— Неужто и война будет? — ужаснулась Анна и заплакала.
Он голову ее к своей узкой груди прижал, по волосам погладил.
— Будет… Страшная будет. Половина сватьинских мужиков в Горицкий бор уйдут…
8
Засидевшийся под юбкой Принцессы Хлопец вырвался на оперативный простор Забавинска и развил бурную деятельность, хотя был послан в качестве квартирмейстера. Его штатные коллеги, приученные уважать генеральские погоны, рассказали ему о жемчуге, о странном его хозяине, тайно сводили в камнерезную мастерскую, где ее владелец по ночам дырявил перлы — в общем, раскрыли перед ним служебный секрет, ожидая помощи и некоего мудрого слова опытного чекиста, а потом заскулили от его самоуправного норова.
Фаворит не просто давал советы и рекомендации — придумывал собственные лихие операции, тут же пытался реализовать их, и оперативники едва удерживали этого тяжеловеса. Увидев гору уникальных, бесценных и хладнокровно разрушаемых сокровищ, в первую минуту после шока он приказал штатным сотрудникам немедленно остановить камнереза, мастерскую закрыть, а весь жемчуг изъять. Никто от старого и знающего оперативника подобного милицейского подхода не ожидал, и в первый момент наступила растерянность.