Молчи, терпи
Шрифт:
– А что бы вы ей написали? – внезапно спросил Бертрам, делая глоток вяжущего вина. – Расскажите же.
Глупо это…
Но королева знала, что отказать будет слишком бестактно. Наверное, в воспитании ее была большая промашка. Эльзу с детства учили, что отношения с людьми должны быть или хорошими, или никакими… Понимание этого заставляло ее быть откровенной, улыбаться и кокетничать, строить из себя милую юную леди, делать вид, будто она ничем не отличается от других…
– Я бы написала ей, что скучаю, сказала бы, что здесь очень красиво, хоть и бывает душновато.
Наследник престола улыбнулся, и губы его показались Эльзе кривоватыми. Но в асимметрии его улыбки было что-то притягивающее, неправильно-красивое, словно бабочка с искаженным рисунком на крыльях или старая кляча, что начала седеть и приобрела небывалую красоту в своей белизне.
– Расскажите ей о нашем дворце, – подсказал Бертрам, когда Эльза прервалась, чтобы сделать глоток вина.
– Да, да… Я бы рассказала про высокие потолки, про то, что их нужно было строить на огромных лестницах, про странных длинноногих птиц в саду…
Эльза говорила, говорила и вспоминала малышку Анну с ее добрыми голубыми глазами и смеющимся маленьким ртом. Сестра словно была рядом с ней, смотрела Эльзе в глаза и говорила мелкие и милые глупости, она улыбалась, она смеялась и все сжимала ладонь Эльзы в своей…
– Я бы сказала, что люблю ее, – прошептала Эльза.
– А кого еще?
Бертрам наклонился вперед, но Эльза не подняла взгляда, даже заметив движение. Удивительно крепкий напиток ударил ее сразу, оглушил, заставив сладостный туман прогнать все мысли. Королева сжала пальцы вокруг чашки, но они не слишком-то хотели слушаться…
– Кого еще ты бы назвала своим любимым?
– Джека, – полушепотом ответила королева.
Она уже не видела, как резко сжались губы Бертрама, не заметила очередного перехода с «вы» на «ты». Ее мысли были где-то далеко, в отличие от мужчины, что был к ней так гнусно близко.
Он бы хотел поцеловать ее именно в этот момент, но имя брата, слетевшее с ее тонких губ, словно осквернило блаженную полутьму комнаты. Бертрам заставил себя подняться, почувствовать холод пола голыми ступнями и вспомнить о долге, о котором он так ловко забывал временами.
– Он скоро поправится, – ответил он, протянув Эльзе руку через стол. – Позвольте проводить Вас…
Бертрам избегал произносить его имя, надеясь, что сможет однажды окончательно выкинуть его из своей головы. Он улыбнулся королеве, показывая все свое «довольство», и сладко прикрыл глаза, стоило Эльзе принять его руку. Кожа у нее такая теплая, такая приятная на ощупь… Джеку
24. Разговоры о любви
Он взял ее под руку, чтобы проводить в покои младшего брата. Наверное… Наверное Бертрам обещал себе, что только откроет дверь, поможет ей сесть в кресло и оставит девушку в одиночестве… Но на деле-то вышло совсем не так. Если план и был в его голове, то он вышел крайне скверно, и благо, что последствия неприятного эпизода были не самыми плохими.
Бертрам был галантен, словно самый обычный джентльмен. Он надел башмаки без задников и помог королеве преодолеть коридор, поддерживая ее, чтобы девушка не упала. Идти не так долго, но шагала Эльза тяжело. Странно, что такая малая доза достаточно слабого алкоголя возымела столь сильный эффект, растворившись в крови девушки. Картинка в глазах плыла, смешивалась, оборачиваясь сотнями красочных пятен, вместо целого изображения.
Тепло.
Без него в покоях сохранилось тепло. Эльза осторожно опустилась на мягкую кушетку, и взгляд ее метнулся к женщине, изображенной на старой картине. Вся она бледная, словно снег, блестящий на ярком зимнем солнце, бледная, как слоновая кость. И почему глаза незнакомки никогда прежде не казались ледяной королеве такими блестящими? Почему она вообще никогда этим не интересовалась?
– Вам нехорошо? – спросил Бертрам, усаживаясь рядом.
– Мне просто хочется домой, – ответила Эльза.
Она не собиралась лукавить. Сердце ее так и прыгало в тесной груди, стоило лишь вспомнить суровый Эренделл с его высокими острыми пиками гор и бесконечными праздниками да гуляниями. И разве можно променять его на золотые пески, на сады средь жарких берегов?
– А вы патриотка, – почти игриво заметил Бертрам.
Щеки у Эльзы так мило краснеют, когда хмель дает о себе знать. Королева молчала, не зная, что ответить. В ее глазах не было видно ничего. Вместо чистых озер очи Эльзы стали мутными пятнами льда… Словно воды, замерзшей воды, что окружала ее королевство, охраняя от захватчиков. Девушка глубоко вздохнула, взглянув на Бертрама так жалобно, словно потерявшийся на рынке ребенок.
– Вы говорите так, словно это плохо.
– Слепой патриотизм всегда плох, Ваше Величество.
– А бывает иной патриотизм?
Мужчина улыбнулся.
С Катериной он никогда не говорил о политике, об отношении к стране. Иногда Бертраму казалось, что его супруге плевать на такие мелочи. Ее волнуют только нескончаемые платья, что разрывают стены ее гардероба и блестящие камни в золотой оправе. Сперва всем нравится ее красота, неподдельная и чистая прелесть внешности… Но после, когда знакомство становится ближе, людей шокирует невежество, обитавшее в ее прелестной маленькой головке.