Молодильные яблоки
Шрифт:
– А вот мне это нравится. Отдавай половинку, а то в глаз зафингалю!
– Взаимно! Бросаем половинки и бьемся!
– Договорились! Оставим их на вершине, и будь что будет!
До верхнего ковра мы добрались каждый своим путем, положили половинки и приступили к финальной схватке: поскакали по коврам за брошенными шестами.
Трибуны молчали, но скучающих не было. Я понял, почему арбитр не остановил игру после трагической истории с главным призом: всем стало безумно интересно, чем завершится игра. Нестандартная ситуация – и ответственные лица наплевали на правила, решив,
Шесты оказались у нас в руках. Самое время скрестить их в последний раз, но появилась маленькая проблема: чтобы сойтись в поединке, в который раз придется основательно попрыгать по ускоряющим ход коврам. Не сдуло бы, обидно проиграть из-за такой мелочи.
Противник разошелся не на шутку: перепрыгивал с ковра на ковер с умопомрачительной точностью и скоростью.
Я тоже так могу, но обязательно промахнусь, если не буду останавливаться для точного прицела. Рисковый он парень! Наверное, сильно победить хочет. Или остаться звездой сегодняшнего турнира, что ему точно удастся, но сравниться со мной в масштабности уже не получится.
Мы столкнулись на середине пирамиды. Усталость брала свое, но мы не уступали друг другу и, обмениваясь ударами за отведенные ковром секунды, ухитрялись вовремя перескочить на соседний. Везло невероятно, но я подозревал, что ковры ошивались рядом не по счастливой случайности, а по тайному сговору судей, намеревающихся довести битву до заслуженной победы одного из игроков, не полагаясь больше на нашу удачу и везение.
По какой причине войлочные подушечки на шесте противника внезапно слетели, я гадать не стал. Он игнорировал перемены, и назвать это случайностью было бы глупо. Возможно, подушечки на самом деле слетели сами собой, а игрок не прекращал бой ради возвращения войлока на законное место, опасаясь, что получит удар от коварного меня за время вынужденной остановки? И не докажешь потом, что хотел как лучше, но я не позволил и не оценил.
На самом деле я бы оценил, и даже очень: испытать удар стального наконечника, по вполне понятным причинам, не хотелось. Противник напирал, и потому я не спешил прекращать бой. Молча досчитал секунды и спрыгнул с ковра. Противник перескочил следом, решив добить, пока я сам не снял войлок с шеста ради восстановления статус-кво.
У него здорово получалось. Я теперь только отбивал удары и перестал нападать, перейдя в глухую оборону.
– Девять, прыг!..
Новый ковер, очередной обмен ударами.
– Девять, прыг!.. Девять, прыг!..
Ковров почти не осталось. Штуки три-четыре носятся как угорелые, прыгнешь раньше положенного – сшибут-протаранят, и полетишь на сеть, завершая игру на печальной ноте.
Ладно, черт с ним, с финалом. Придется пойти на маленькую хитрость. Возможно, мне повезет, и я одолею противника. Если нет, то совершу последний за сегодня полет к сети, и пусть финалист сам разбирается, как удержать половинки шара, находясь в непрерывном движении.
Ковры приближались, а десятисекундное время проходило. Я отразил семь выпадов, мой шест покрылся трещинами из-за ударов шипами. Как противник не переломал мне пальцы, до сих пор понять не могу. Надеюсь, это из-за того, что он сохранил остатки совести, а не банально промахивался. Время подошло.
– Девять, прыг! – воскликнул я. Никакого обмана, все честно. Парень привычно покинул место боя, а я уперся шестом о покрасневший ковер и подпрыгнул на месте так высоко, как только мог. Раскинул ноги в шпагате и рванул шест на себя. Освободившийся от груза ковер посветлел, и я упал на него, получив еще десять секунд времени. Не останавливаясь схватил шест у основания и со всей силы ударил им по ногам противника, перепрыгнувшего на ковер выше уровнем. Тот, потратив пару секунд на вращение головой и попытку понять, с какой стороны я запрыгну, не ожидал, что я останусь на прежнем месте, и увидел шест слишком поздно. Он запоздало подпрыгнул, но шест уже ударил, и парень упал на спину, по пояс оказавшись за пределами ковра. Я толкнул противника шестом, он перевалился за борт, замахал руками и ухватился за мой шест.
Пришлось его отпустить, и соперник сорвался. Но ненависти в глазах последнего противника я не заметил. Скорее в них читалось любопытство. Он криво усмехнулся и прокричал: – Вот сам и мучайся!
Две полусферы по восемь килограммов каждая, скользкие, норовящие вылететь из рук. Как же я один с ними справлюсь?
– Вернись, я все прощу! – трагическим голосом воскликнул я, протянув руки в его сторону. Игрок в сети согнулся от хохота, по достоинству оценив финальную шутку, а я махнул ему рукой и рванул к вершине пирамиды.
Половинки нехотя соединились так, как полагается, и я перескочил на другой ковер: время поджимало. Но шар после приземления выскочил из рук, а пока я вновь соединил половинки, прошло восемь секунд. Этот ковер совершал обороты вокруг вершины, и я мог прыгать вверх-вниз часами, но шар постоянно выскальзывал из рук, когда я спрыгивал, и набрать положенные двадцать секунд не удавалось.
Я в который раз очутился на вершине и досчитал до семи, когда случилась катастрофа: нижний ковер мигнул и пропал. Сам по себе.
Остался еще один, далеко-далеко внизу, но я при всем желании до него не допрыгну.
На поиски правильного решения оставалось максимум три секунды. Я прикинул, сколько сил осталось, и оказалось, что немного. Завершать игру длинным прыжком бесполезно. Даже если я приземлюсь точно на ковер, шар обязательно вылетит из рук, и мне уже никогда не победить: двадцать секунд после этого не набрать. Падать на сеть – все равно не наберу время. Не зря арбитр говорил о девятнадцати с половиной секундах, видимо, попытки имели место.
Ковер опасно покраснел, и до его исчезновения осталась самая малость, когда я нашел решение. Верное оно или ошибочное, я узнаю чуть позже, секунды через полторы, но лучше так, чем совсем ничего не сделать, когда победа практически у меня в кармане. Впрочем, как и проигрыш.
Я продержал шар ровно двадцать секунд. Даже больше, но это уже не имело значения. Встав во весь рост, я вытянул засветившийся шар над головой и показал его трибунам.
– Поздравляю, царевич! – сказала Юлька.
– Спасибо! Ты как там, после удара?